Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы

На маленьком столике нашёлся подсвечник. Засветив, к ужасу Якона, две его толстых витых свечи, я принялась знакомиться с содержимым полок.

— Ты что, с ума сошла? — выдохнул он. — Столько света… Заметят…

— Я в темноте не вижу, — призналась я.

— Чего тебе здесь видеть? Это учёные книжки… ты, наверное, и читать-то…

Я смолчала. Книг было слишком много, а времени слишком мало — я поняла, что без посторонней помощи мне не справиться. Посторонняя помощь могла быть одна — в лице перепуганного Якона.

Я обернулась, придав своему лицу восторженное, слегка растерянное выражение:

— Да… Вижу, что учёные… Ты что же, — голос мой дрогнул от восхищения, — все их прочитал?

Студиозус смутился. Вряд ли он блистал среди товарищей глубокими и обширными знаниями, добытыми прилежным трудом. Я напирала:

— Ты знаешь… Я всегда мечтала… Встретить… познакомиться… Учёные… они ведь не такие, как все. Они… Вот ты, наверное, знаешь, где какая книжка стоит?

На лице его проступило сомнение. Я скрежетнула зубами: достался олух на мою голову!

Теперь предстояло самое сложное. Надо было сообщить ему название книги — и посвятить тем самым в свою тайну. Кто знает, сколько ещё душ вслед за толстощёким Яконом узнают, что такая-то комедиантка ищет такую-то книжку…

Впрочем, плевать ему было на мои тайны. Он решительно схватил меня за руку:

— Пойдём… да пойдём же… Хватит… посмотрела…

Я вырвалась. Хладнокровно выпятила губу:

— Не хватай. Не заработал ещё.

Он тихонько застонал. Я удовлетворённо кивнула:

— То-то… А теперь найди мне, Якон, книжку декана Луаяна «О магах».

Кажется, я его потрясла.

С выпученными глазами он безмолвно углубился в пыльную книжную темноту; оттуда долго слышались его охи, вздохи и сдавленные проклятья — однако, когда он появился, книги у него в руках не было:

— Я не знаю… Тут была копия… А оригинал у госпожи Тории в кабинете, я не знаю… А копия тут была…

Я шагнула к нему — он, бедняга, отшатнулся:

— Слушай, Якон… Если ты мне не найдёшь сейчас эту книгу — я сейчас самолично заору и позову на помощь, а сторожу скажу, что ты затащил меня сюда, чтобы…

— Нет!! — он так побледнел, что даже веснушки пропали. — Ты… Ты просто…

— Ищи, — бросила я холодно.

Он искал долго; кот-мышелов явился из темноты, чтобы потереться носом о мою юбку.

Якон появился чуть не в слезах:

— Нету… Госпожа Тория… Она берёт иногда… в кабинет… декана…

— Пошли в кабинет, — сказала я спокойно. Он чуть не упал:

— Да ты… Нельзя!! Туда только госпожа Тория… только при ней… там заперто, нельзя!

Я скрипнула зубами. Похоже, все мои старания напрасны — остаётся чмокнуть в щёчку лекарского сына, чтобы не так сильно, несчастный, переживал…

Я подняла подсвечник над головой — чтобы осветилось побольше, чтобы бросить последний взгляд на это книжное великолепие…

Она стояла у меня над головой. Поблёскивал золотом тиснёный корешок. Только руку протяни.

Я протянула.

Луаян. «О магах… Жизнеописания великих, которые…»

— Она? — спросила я у Якона.

Тот сглотнул слюну. Затравленно кивнул.

Книга была тяжёлая. Она была неподобающе новая — каких-то пару десятков лет… Переплёт ещё пах кожей.

Свет двух витых свечей упал на гладкие, не успевшие пожелтеть страницы. Содержание книги; у меня захватило дух.

Какие имена. Их звук уже был полон магии — Бальтазарр Эст… Ларт Легиар… Орлан-отшельник… Руал Ильмарранен по кличке Марран, именуемый в дальнейшем Привратник…

Я почему-то вздрогнула. Может быть потому, что Руал — это как бы Луар наизнанку. Бывает же…

Якон постанывал у меня за спиной. Вернее, уже не постанывал, а скулил — тонко и безнадёжно.

Я перевернула страницу назад, к началу книги. Меня трясло всё сильнее — вот он, Первый Прорицатель… Какая-то немыслимая древность… А рядом…

Я тихо охнула. Рядом — «Старец Лаш, великий и безумный»…

Ладони мои вспотели. Осторожно, чтобы, упаси небо, не повредить ни странички, я принялась искать главу о великом и безумном старце. Таких совпадений не бывает — какое отношение безумный старец может иметь к Священному Привидению Лаш, которому поклонялся целый орден служителей, двадцать лет назад который наслал на живущих Мор, орден, из которого происходил отец Луара Фагирра…

Какая это была книга. В каждую страницу хотелось впиться и читать не отрываясь — но нельзя, нет времени, где глава о Лаш…

Якон закричал, как заяц. В библиотеке стало светлее; я не обратила бы внимания, но Якон не умолкал, лебезя, желая закрыть книгу своей спиной — закрыть от кого-то, стоящего в дверях:

— А… Нет… Это… Она… сама…

Пёс, подумала я злобно. Плевать мне на сторожа и плевать мне на Якона — я унесу эту книгу, украду, она мне нужна… Если потребуется, я буду за неё драться.

— Нет… Я… не я… — причитал лекарский сын. Я сжала зубы и с ледяным лицом обернулась.

Держа подсвечник с такими же, как у меня, двумя витыми свечами, в дверях стояла госпожа Тория Солль, и красивое лицо её было маской ярости.

Всю мою решительность и злость будто прихлопнули мокрым мешком. Наверное, когда госпожа Тория лупила канделябром по лицу своего сына, у неё было похожее выражение глаз. Таким взглядом убивают.

— Любезная комедиантка любопытна? — осведомилась Луарова мать. Она говорила тихо — и в шелестящем голосе её мне послышался звук скользящей по камню змеиной чешуи. — Любезная комедиантка решила, что театр её безграничен?

Конечно, она меня узнала. Конечно, с моим обликом в её памяти вязалось жуткое воспоминание о Луаре, капюшоне Лаш и прозрении Эгерта Солля.

— Она… — прохрипел Якон — и был безжалостно сметён с дороги. Тория шагнула ко мне, и глаза её горели, как два ледяных огня:

— Что тебе здесь надо, дрянь?!

Оскорбление, будто шлепок по щеке, вернуло мне утраченные было силы. Я выпрямилась:

— С какой стати госпожа считает себя вправе…

Зрачки её расширились. Она увидела на столе за моей спиной раскрытое Луаяново сочинение.

— Ах ты…

Меня отшвырнули прочь, словно котёнка. Тория захлопнула книгу, язычки свечей заплясали, едва не погаснув; с тяжёлым томом наперевес, будто желая меня ударить, Тория Солль слепо двинулась вперёд, загоняя меня в угол между полками:

— Как. Ты. Посмела.

— Он разрешил мне! — крикнула я в перекошенное яростью лицо. — Луар разрешил мне, он имеет право, это его книга тоже!

От имени сына она зашаталась, как от пощёчины. Остановилась; снова двинулась на меня:

— Я. Отучу тебя. Забираться в щели. Ползучая тварь.

В жизни меня обзывали по-всякому — я научилась пропускать оскорбления мимо ушей. Но теперь мне сделалось больно до слез.

— Я — тварь? — крикнула я сквозь эти непрошеные, унижающие меня слёзы. — Я от своего сына не отрекалась!