Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы

Танталь и тот, кого она звала Барианом, допоздна сидели в большом зале перед камином; прочие члены труппы примостились на тюфяках, милостиво выданных Итером, время от времени кто-нибудь из них просыпался, поднимался на локте, пытаясь сообразить, куда попал; потом, убедившись, что сон продолжается, с блаженной улыбкой валился обратно.

— Да, дела… ну, сама видишь. Из фарсов играем только «Рогатого мужа», и то… — Бариан, небрежно отмытый от грима, грустно усмехнулся. — Муха вырос… И я ведь в этой роли… не Мастер Фло. И Динка… — Он оглянулся на дамочку, сладко дремлющую на своём тюфяке, и закончил шёпотом: — И Динка — не ты. Так-то…

Я приблизился, стараясь ступать потише, но Бариан всё равно вздрогнул. Он боялся меня; моё явление в грохоте молний, с руганью и обрыванием полога не прошло даром. Бродячая бесправная жизнь приучила его бояться всякого, кто хоть чуточку сильнее. Правило, хранящее маленькую жизнь комедианта…

— Сядьте, Ретано, — сказала Танталь, не глядя на меня. — Вот, с этим человеком… мы проехали… неважно сколько. Сколько лет, сколько дорог… Может быть, и я бы сейчас…

Она смотрела в огонь. Она была не похожа на саму себя, потому что выразительное лицо её разом утратило всю свою жёсткость. На глазах то и дело показывались слёзы — уж чем-чем, а сентиментальностью Танталь не отличалась никогда…

И всё же вообразить её в повозке… в компании хотя бы и этого Бариана…

— Я пойду спать, — извиняющимся тоном пробормотал комедиант. Моё присутствие угнетало его; Танталь, не глядя, поймала его за руку:

— Сиди…

Он вздохнул:

— Динка… мы её на комедийные роли брали, а подросла — глядим, героиня… И хорошо, потому как Гезина к тому времени уже замуж вышла… Смеяться будешь, Танталь, — за лавочника!..

Он осёкся. Поёрзал, зябко повёл плечами:

— Нет, я пойду, пожалуй… Господину Рекотарсу… Благодарствие за гостеприимство, но господину неинтересно ведь слушать, о чём это я тут болтаю…

— Если господину неинтересно — господин уйдёт, — холодно сообщила Танталь. Меня передёрнуло — всё это, конечно, трогательно, но Танталь забывается. Всякому панибратству есть предел…

Я развернулся и пошёл прочь, всем своим видом показывая, что болтовня комедианта и комедиантки не может меня оскорбить. На пороге зала обнаружился запыхавшийся Итер:

— Господин Ретано… Там… госпожа Алана… вроде как бредит.

…Она лежала, скинув одеяла, сбив в кучу простыни; яркий свет упал ей на лицо, но она не проснулась. Ресницы были плотно зажмурены, бледный рот искривился, будто в припадке; я сел рядом, схватил её руку, беспомощно огляделся, не зная, чем помочь.

— Не надо, — бормотала она сквозь зубы. — Там… трясина… не на… не надо!..

До самого утра моя жена металась, медленно поедаемая кошмаром.

И до утра я никак не мог её разбудить.

Мы тронулись в путь на рассвете. На перекрёстке наши пути разошлись — повозки комедиантов свернули направо, а экипаж Соллей и карета с гербом Рекотарсов, сопровождаемые эскортом из дюжины всадников, неспешно покатили прямо.

Оба каравана спешили поскорее удалиться от холма, на котором стоял холодный дом без каминов. Предполагалось, что господин Чонотакс Оро не всеведущий; так оно, похоже, и было, потому что чёрная ворона, неотлучно преследовавшая кареты Рекотарсов-Соллей, оставила без малейшего внимания повозки бродячей труппы.

…Затея была бредовая. Затея была любимым детищем бывшей комедиантки; впервые выслушав её, я рассмеялся Танталь в лицо. Но, к моему удивлению, Алана, которой после ночи кошмаров сделалось вроде бы лучше, никак не отреагировала на перспективу новой «прогулки с комедиантами». И это было странно — с моей точки зрения, сам вид комедиантских повозок должен вызывать у неё тошноту. Либо Алана уже забыла о потрясении, либо…

Либо апатия, владевшая ею последние дни, перешла в новую, более глубокую фазу. Алане попросту было всё равно.

Никто из нас не знал до конца, сможем ли мы обмануть Чонотакса и как далеко простирается в настоящий момент его магическая власть. Танталь утверждала, что именно бредовость затеи придаёт ей некоторый смысл — возможно, ослабевший Черно потеряет наш след, и ради одной этой возможности стоит ненадолго пожертвовать комфортом…

Какой уж там в дороге комфорт. Среди зимы… В такое время не путешествуют. В такое время спасаются бегством.

Убедить учеников Солля, что они должны конвоировать две пустые кареты, было делом изначально безнадёжным. Я так и не узнал до конца, что именно говорила им Танталь, какие у неё нашлись доводы; в конце концов мне было предложено поклясться перед двенадцатью сопляками, что ни волос не упадёт с голов госпожи Аланы и госпожи Танталь. В такой клятве было что-то унизительное; поначалу я заупрямился, но потом — нечего делать — присягнул…

Много дней спустя мы узнали, что Танталь оказалась во многом права. Караван, сопровождаемый учениками Солля, безнадёжно завяз в сугробах в первый же день путешествия. Откуда ни возьмись налетела, преградив дорогу, снежная буря, и уже на постоялом дворе выяснилось, что оба экипажа фатально повреждены и продолжать дорогу не могут. А уж обманулся Чонотакс Оро или с самого начала играл с нами, как кошка с мышью, — так и не довелось узнать…

Подготовка к отбытию происходила как бы в чаду, как бы в игре; я никак не мог поверить, что со дня на день мы тронемся в путь в компании комедиантов. В конце концов мой бедный рассудок нашёл способ защититься: я влез в игру искренне и с головой. Потешаться — так с размахом.

Я приставал к Бариану, выспрашивая, какую он мне предложит роль; бедняга с самого начала боялся меня, а теперь и вовсе стал шарахаться. Я предложил Танталь разучить несколько песен на два голоса — она криво усмехалась, сомневаясь, по-видимому, в моих вокальных способностях. Я просил Алану научить меня модным танцам — Алана молчала и не улыбалась. Предприятие вовсе не казалось ей смешным…

И вот теперь Бариан шагал рядом с повозкой, и Бариан был доволен. Я сам наблюдал краем глаза сцену, когда Танталь вкладывала в его руку звонкий мешочек, а предводитель труппы, красный и какой-то испуганный, отнекивался.

— Ты же повозку хотел продавать! — возмутилась наконец Танталь. — Ты же… что, за ЧУЖУЮ меня держишь?!

После этого Бариану ничего не оставалось, кроме как взять деньги, и вот теперь он шагал радостный, предвкушая, по-видимому, сытный обед и тёплый ночлег.

Дорога была накатанная. Лошади двигались размеренным шагом, но, поскольку рессоры обеих повозок давно приказали долго жить, тряска стояла немилосердная. Мне с непривычки казалось, что из меня вот-вот вытрясет душу; я порывался соскочить и пойти пешком рядом с Барианом — Танталь цепко удерживала меня за рукав.