Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы

— Я говорю о том, что называется «ложной виной». Что называется «выбором»… Пойдём, Танталь.

Алана вздрогнула, и я скорее почувствовал, чем услышал, — «не ходи».

— Куда? — спросила Танталь едва ли не с вызовом.

Черно Да Скоро пожал плечами:

— Да просто по лесу пройдёмся… Нет?

— Нет, — сказал я, поднимаясь.

— Уже нет смысла прятаться, Ретано, — ровно сказала Танталь. — И бежать в общем-то уже некуда — прибежали… Поэтому не беспокойся. Нам с господином… с Черно действительно есть о чём поговорить.

Они вышли, и за ними закрылась дверь.

Спустя некоторое время Алана уснула — на лавке, лицом к стене. Я вышел наружу, под серое небо.

За домом, там, где Чонотакс вытёсывал своих идолов, появилась ещё одна фигура, на этот раз белая; я подошёл, стараясь ступать как можно тише — как будто изваянный из снега человек может услышать меня и оглянуться.

Это был молодой мужчина примерно с меня ростом. Некрасивый, как на мой взгляд, с жёстким волевым лицом; я вдруг понял, что деревянные фигуры, в разных позах расположившиеся вокруг, сделаны так, чтобы смотреть в одну точку. В лицо снежному Луару, последнему обладателю вожделенного для Черно Амулета.

На шею снеговику накинута была колодезная цепь. Оборванные концы её свисали Луару на грудь — как будто на цепи когда-то имелось украшение, а потом его сорвали. Возможно, Черно таким образом предвосхищает события. Что такое эта скульптурная группа — развлечение, дань болезненному воображению, магическое орудие?

Я обернулся, будто меня толкнули в спину.

Они брели рядышком, почти рука об руку, но не касаясь друг друга; даже с изрядного расстояния я видел, как поблёскивает бритый череп Черно. И как низко опустила голову Танталь…

Я даже следить за ними не стал. Я даже не прятался — просто стоял и смотрел.

Они возвращались по собственным следам — и не в первый раз, потому что там, где они шли, уже протоптана была глубокая тропинка. Вернее, две тропинки рядом — будто колеи. Никто из них не хотел идти первым…

Говорила, как ни странно, Танталь. Я ведь ждал, что это Черно будет стараться, обволакивать, напоминать, уговаривать, упрашивать, шантажировать, грозить…

Танталь говорила и улыбалась. Будто рассказывая забавный анекдот. Указывала куда-то за спину, мимоходом стряхивала снег с низко опустившихся ветвей; потом Черно о чём-то спросил. Танталь ответила — охотно, даже весело, я слышал её голос, но не мог разобрать слов…

Потом они остановились. Замерли друг против друга; померещилось мне или нет, но Танталь протянула руку и осторожно коснулась Чонотаксового лица. И задержала ладонь — на мгновение. Будто зная, что совершает нечто недозволенное, и всё равно не в силах удержаться…

Я стоял столбом. Потому она, вероятно, меня и не видела — среди людей-изваяний я не привлекал взгляда. Нечто видимое боковым зрением, тёмная точка на самом краю сознания…

Но вот Черно точно знает, что я свидетель этой странной сцены. Или это разыграно для меня?!

Мне захотелось окликнуть Танталь. Увидеть, как она обернётся, будто ужаленная; молчаливо наблюдая, я будто бы подыгрывал Чонотаксу. Соглашался с его спектаклем, пусть даже в роли зрителя…

Он положил ладони ей на плечи. Сказал что-то, пристально глядя в глаза; Танталь опустила голову, и вот так, неподвижно, они простояли минут пять.

Потом Танталь высвободилась и, не оборачиваясь, не поднимая взгляда, побрела в дом.

Чонотакс остался стоять, глядя то на небо, то на снег. И чем дольше он так стоял, тем резче становился ветер и темнее делались тучи.

Спустя полчаса разыгралась метель.

— Лу-у-а-ар!

Я подскочил на жёсткой постели.

Было утро. Сквозь заиндевевшее окно пробивался солнечный свет. Рядом под грудой одеял неподвижно лежала Алана; наверное, спит, подумал я, с трудом выбираясь из собственных мутных сновидений.

Что мне снилось? Что Танталь бродит по болоту и зовёт своего Луара?!

— Луа-ар!

Мне не померещилось.

Я вскочил. В доме не было ни Танталь, ни мага, в углу лежали рядышком дорожная сумка Аланы и светлый Чонотаксов топорик. Далеко в лесу небезразличная мне женщина призывала давно не существующего человека. Звала призрак.

Я выскочил наружу; по снегу тянулась цепочка следов. Только одна — как будто Чонотакс Оро вылетел из дому на помеле.

Я сдержал призывный вопль — Алана в избушке могла проснуться. Крупной рысью ринулся в лес, куда вели чётко видимые следы соломенной вдовы Солль.

Снег срывался с потревоженных веток, лез в лицо смёрзшимися комьями, плащ мешал, цепляясь за колючки. Потом я провалился ногой в чью-то нору и охромел; потом неровный след Танталь оборвался — как будто дальше она передвигалась по-беличьи, по деревьям. Я задрал голову — снежные покровы на ветвях лежали незыблемо, нетронуто; впереди не было ни полянки, ни просвета, я уж отчаялся и хотел возвращаться по собственным следам, когда голос послышался совсем рядом, по правую руку:

— Лу…ар…

Сперва я наткнулся на обрывок плаща — видимо, Танталь шла не обращая внимания на такие мелочи, как острые сучья или колючие заросли. Потом впереди между стволами мелькнула её спина.

— Танталь…

Я схватил её за плечо — мне показалось, что я держу дерево. Что это одна из скульптур Черно Да Скоро вышла прогуляться; впечатление было таким сильным, что я в испуге отдёрнул руку. Семеня, как мелкая собачка, обогнал Танталь и заглянул ей в лицо.

Мне не стоило этого делать.

Я отпрянул. Заметался, оглядываясь, будто ожидая увидеть в заснеженном кустарнике самого Черно Да Скоро.

— Я убью тебя! — шептал я бессильно. — Сволочь… что ты делаешь… я убью тебя!!

Передо мной была тень, оболочка. Танталь решилась-таки; страхом или посулами, но Чонотакс вынудил её шагнуть в Преддверье.

И как-то сразу стало ясно, что здесь мне делать нечего. Отступив, я упёрся спиной в широкий ствол; вот так же брела в поисках Луара и моя малолетняя жена…

Я задержал дыхание. Мне привиделась хищная птица, кружащаяся над одной точкой — всё ниже, всё уже… Круги затягиваются, как удавка… Почему я так долго медлил, почему я ушёл, почему я…

Я опрометью бросился обратно — по своим следам; домик на краю поляны встретил меня сосредоточенной тишиной. Я навалился на дверь, пересёк сени, сейчас Алана поднимет на меня удивлённые глаза…

Она лежала там, где я её оставил. В той же позе.

И она вовсе не спала.

«А только уходит она. Далеченько уже ушла…»

Я был один. Я всю жизнь привык рассчитывать только на себя; я растирал холодное тело, прикладывал ухо к неподвижной груди, оттягивал веки закатившихся глаз.

«Как бы потом… Догнать успеть бы».