Майкл Муркок - Вечный Герой (сборник)

Я снял с себя тяжелые кожаные одежды и, вздохнув с облегчением, налил себе вина.

— А что, остальные тоже на борту? — спросил я.

— Нет, только вы один.

— И куда же мы держим путь? — Я уже примирился с любыми путешествиями.

— О, ничего значительного. У вас, я заметил, нет меча с собой.

— Ваш брат уже спрашивал об этом. Я оставил его на причале в Баробанее. Он теперь бесполезен.

— Не совсем так, — ответил капитан. — Его надо починить. Возможно, получится два меча, как и было когда-то.

— То есть по новому лезвию из каждой половины. Металла хватит?

— Вероятно. Но вас это не должно пока тревожить. Вы хотите спать?

— Да, я устал. — Мне казалось, я не высыпался уже целую вечность.

Слепой рулевой привел меня к койке. Я растянулся и почти сразу же крепко заснул. Во сне видел Короля Ригеноса, Эрмижад, Урлика Скарсола и других знакомых мне героев. Потом мне приснились драконы. Сотни драконов. И я знал их по имени. Драконы, которые любили меня, и я их любил. Я видел огромные флотилии военных кораблей. Видел страшные трагедии и невероятно прекрасные картины. Мудрость и дикую романтику. Белые руки обнимали меня. Я снова увидел Эрмижад. Потом мы были наконец вместе. Я проснулся от собственного радостного смеха, вспоминая драконью песню, которую пели женщины элдрены.

Слепой рулевой и его брат стояли перед моей постелью. Они тоже улыбались.

— Пора выходить на берег, Джон Дейкер, идти за своей наградой.

Я встал, надел только кожаные бриджи и башмаки. Но мне не было холодно. Отправляясь следом за ними, я наконец оказался на темной палубе. Во тьме кое-где горели фонари. Сквозь красный туман я увидел береговую линию. Сначала одну башню, потом другую. Похоже, они стояли по обе стороны бухты.

Я всматривался в темноту, стараясь уловить детали. Башни показались мне знакомыми.

Слепой кормчий крикнул мне снизу. Ой сидел в маленькой лодке и поджидал меня. Я попрощался с капитаном, спустился вниз и занял место в лодке.

Рулевой энергично заработал веслами. Красный туман становился все светлее. Казалось, скоро наступит рассвет. Вокруг стали видны тысячи фонарей. Я услышал колокольный звон.

Рулевой поднял весла:

— Вы прибыли к месту назначения, Джон Дейкер. Желаю вами удачи.

Я осторожно перешагнул через лужу на причале. Услышал гомон над головой, голоса. Когда же лодочник пропал из виду в красном тумане, я вдруг осознал, что уже бывал в этом месте раньше.

Две башни оказались Тауэрским Мостом. Звуки, услышанные мной, были шумом большого современного города.

Джон Дейкер вернулся домой.

Посвящается памяти Эдгара Райса Берроуза и Герберта Уэллса, с восхищением и благодарностью

В тот год я неплохо зарабатывал и на лето смог приехать в Ниццу. Тогда, в 1964-м, народу там было так много, что для того, чтобы побыть одному, мне приходилось совершать долгие прогулки вдоль берега или наоборот, уходить далеко от моря.

Сейчас я вспоминаю о толпах, наводнивших в тот год Ниццу, с благодарностью: если бы не они, мне не нужно было бы искать уединения вдали от шумного центра и я никогда не встретил бы Майкла Кейна, этого странного, загадочного человека, чья жизнь волей судьбы так тесно переплелась с моей.

Я открыл для себя Лемонтань несколько лет назад. Эта маленькая живописная деревушка у края обрыва расположена на побережье в двенадцати милях от Ниццы. Сидя на террасе в одном из кафе, где варили отличный кофе, можно было любоваться синью Средиземного моря. Мне казалось, в Лемонтане, который пощадило время и вездесущие туристы, я нашел рай земной.

Я хорошо помню тот день, 15 июля, один из лучших дней в году, теплый, солнечный, дышащий покоем. Я сидел на своем обычном месте и, потягивая прохладный перно, смотрел на синее-синее море. И тут я заметил этого человека. Он вошел, сел за соседний столик и заказал некрепкое пиво. В его тихом голосе явственно сквозил американский акцент.

В обстановке деревенского кафе он казался похожим на юного бога — высокий, с узкими бедрами, загорелый, красивый и, если судить по внешности, способный на решительные действия. Но глаз его не покидало странное выражение, свидетельство трагедии — или тайны? — его прошлого.

Я пробую писать — совсем немного, по-любительски — в свое время даже выпустил книгу воспоминаний и рассказов о путешествиях, — и во мне проснулся писательский инстинкт. Мое любопытство оказалось сильнее традиционных представлений о хороших манерах, и я решил попробовать разговорить незнакомца.

— Хороший денек, — сказал я.

— Очень хороший. — Своим тоном и улыбкой — хотя и вполне дружелюбными — он держал меня на расстоянии.

— Вы американец? Остановились в деревне?

Он рассеянно кивнул и перевел взгляд на море. Возможно, с моей стороны было бестактностью продолжать разговор, возможно, я был навязчивым. Но если бы я был вежливым и оставил его в покое, то пропустил бы самую невероятную историю из всех, какие мне только приходилось слышать.

Когда официант подошел получить мой очередной заказ, я велел принести американцу еще пива и, взяв свой перно, попросил разрешения перебраться за его столик.

— Простите, — сказал он, вдруг взглянув на меня и улыбнувшись своей дружелюбной, немного грустной, загадочной улыбкой, которую я потом часто видел на его лице. — Я замечтался. Конечно, присаживайтесь. Мне хочется с кем-нибудь поговорить.

— Вы давно здесь? — спросил я.

— Где — на Земле?

Потрясающий ответ! Я засмеялся:

— Нет, конечно, нет! В деревне.

— Нет, — сказал он, — недавно. Хотя, — он тяжело вздохнул, — к сожалению, уже слишком давно. Вы англичанин?

— Вообще-то я родился в Америке, на побережье Атлантики, — сказал я, — но вырос в Англии, а вы где живете в Америке?

— В Америке? А-а, родился я в Огайо.

Я был озадачен его туманными ответами и отрешенной манерой говорить. Почему он решил, что я имею в виду планету, когда я хотел узнать, давно ли он в деревне? Этот вопрос еще больше раздразнил мое любопытство.

— Вы работаете в Америке? — Мои вопросы становились все настойчивее.

— Да, работал когда-то. — Вдруг он устремил на меня взгляд своих прозрачных голубых глаз, который, казалось, проникал в самый мой мозг. Я почувствовал, как по телу прошло что-то вроде электрического разряда. Он продолжал: — Наверное, с этого все и началось. Знаете, я мог бы вам такого порассказать, что вы помчались бы к телефону требовать, чтобы меня забрали в ближайшую психушку.

— Вы меня заинтриговали. Судя по всему, в вашей жизни произошла какая-то трагедия. Несчастная любовь? — Я уже сам чувствовал, что мое все усиливающееся любопытство было просто оскорбительным, но незнакомец, казалось, не обижался.