Майкл Муркок - Вечный Герой (сборник)

Навстречу мне с ласковой улыбкой устремился король Ригенос. В последнем сражении сам он никакого участия не принимал.

— Ты отлично сражался, Эрекозе! А знаешь, ты, по-моему, мог бы и в одиночку захватить этот корабль.

— Мог бы, — сказал я. — Я мог бы один и весь их флот захватить…

Он весело рассмеялся:

— А ты уверен в себе! Надо же, целый флот!

— Да, целый флот. Была такая возможность.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился он.

— Если бы мне позволили сразиться с герцогом Байнаном — как то им было предложено, — можно было бы спасти много жизней и много кораблей. Наших жизней. И наших кораблей.

— Неужели же ты ему поверил? Элдрены вечно стараются использовать какую-нибудь хитрость. Нет никакого сомнения, что если бы ты тогда принял его предложение и перешел к нему на корабль, то тут же оказался бы отрезанным от нас градом стрел. Поверь мне, Эрекозе, нельзя допускать, чтобы элдрены провели тебя так, как некогда — наших предков! Из-за их обмана мы и страдаем теперь.

— Может быть, вы и правы, ваше величество, — пожал я плечами.

— Конечно же, я прав! — Король обернулся и крикнул команде: — Эй, поджечь эти проклятые корабли! Сжечь дотла! Да поторапливайтесь, лентяи!

Ох, и замечательное же настроение было у него, у нашего короля Ригеноса. Просто замечательное!

В наиболее важные и уязвимые части корабля быстро насовали какие-то белые легко воспламеняющиеся волокна вроде пакли, и я видел, как с нашего борта туда полетели подожженные стрелы.

Хрупкое судно вспыхнуло почти сразу. Загорелись трупы на нем, и жирный вонючий дым клубами повалил в небеса. Корабль элдренов относило течением, его серебристые пушки торчали, как вытянутые шеи мертвых животных; прозрачные, изодранные в клочья паруса вспыхивали и, точно шелуха, хлопьями падали на уже охваченную огнем палубу. Внезапно корабль в последний раз страшно содрогнулся, словно расставаясь с жизнью.

— А ну-ка угостите его парочкой ядер пониже ватерлинии, — крикнул Каторн артиллеристам. — Чтобы убедиться, что эта проклятая посудина затонула раз и навсегда.

Наша чудовищная пушка рявкнула разок-другой, и мощные ядра прошили флагманский корабль элдренов, круша легкую крепкую обшивку.

Корабль захлебывался, но все еще старался держаться гордо. Он почти остановился — вода настолько залила его, что течение уже не могло сдвинуть его с места. И вдруг как-то сразу он скрылся под водой, и на поверхности не осталось ничего.

Я подумал о герцоге Байнане. И о его дочери.

И в какой-то степени позавидовал им теперь. Они познают вечный покой, в то время как я, по всей видимости, не буду иметь иной судьбы, кроме вечного боя.

Наши суда вновь начинали собираться вокруг флагманского.

Мы потеряли тридцать восемь больших боевых кораблей и сто десять различных мелких судов.

Зато от флота элдренов не осталось ничего.

Ничего, кроме отдельных горящих обломков, которые мы так и бросили там, взяв курс на Пафанаал. Мы шли туда, упоенные победой, горя жаждой очередного сражения.

В течение всего плавания до Пафанаала я избегал их обоих — и короля, и Каторна. Может быть, они были и правы и элдренам доверять было нельзя. Но разве нельзя было хоть раз попробовать?

Вечером второго дня после великой битвы с элдренами меня навестил граф Ролдеро.

— Ты дрался отлично! — заявил он. — И план твой оказался превосходным. И я слышал, что в рукопашной ты тоже был весьма на высоте. — Он с притворным страхом огляделся и, кривляясь, прошептал, показывая пальцем куда-то в потолок каюты: — Но я знаю, что Ригенос вроде бы решил не подвергать свою королевскую особу излишнему риску, пока у нас, простых воинов, хватает мужества.

— Ну, — сказал я, — с Ригеносом все ясно. Не забывай, что он все-таки участвовал в походе. Хотя спокойно мог бы остаться в столице. Собственно, мы все так и думали, что он останется. А вот слышал ли ты о том, какое приказание он отдал во время перемирия? Насчет командующего элдренским флотом?

— Это чтобы Каторн его пристрелил, верно? — фыркнул Ролдеро.

— Да.

— Что ж… — Ролдеро ухмыльнулся. — Если ты согласишься, что Ригенос — трус, я соглашусь, что он предатель! — Он захохотал утробным смехом. — По справедливости, а?

Я тоже не мог сдержать улыбку. Но чуть позже очень серьезно спросил его:

— А сам бы ты так поступил, Ролдеро?

— Я? Да, наверное. Война все-таки…

— Но Байнан был готов сразиться со мной. Он ведь наверняка знал, сколь малы его шансы. И наверняка знал, что слову Ригеноса доверять нельзя…

— Если бы он это знал, то должен был действовать точно так же, как и Ригенос. Просто Ригенос оказался проворнее. Обыкновенная тактическая уловка, видишь ли. Всякий трюкач выбирает для своих фокусов наилучший момент.

— Не похоже, чтобы Байнан был склонен к такому коварству.

— Вполне возможно, что сам-то он вполне достойный и добрый человек, который очень любил свою семью. Я же говорил тебе, Эрекозе, что не собираюсь оспаривать отменных личных качеств Байнана или еще кого-то из элдренов. Я только хочу сказать, что, будучи воином, он непременно должен был бы действовать точно так же, как Ригенос, — постараться уничтожить командующего войсками противника. Просто Ригеносу это удалось, а ему нет. Это же элементарное правило воинского искусства!

— Ну, раз уж это говоришь ты, Ролдеро…

— Да, именно так! А теперь — выпей!

Я выпил и напился до полного умопомрачения, потому что теперь мне нужно было бороться не только с теми видениями, что являлись мне раньше, но и с совсем недавними воспоминаниями.

Прошли еще целые сутки, прежде чем мы достигли наконец порта Пафанаал и бросили якорь где-нибудь в миле от берега.

Едва забрезжил рассвет, мы подняли якоря и на веслах двинулись к причалам, ибо над морем был полный штиль.

Мы подплывали все ближе и ближе.

Я видел, как все выше вздымаются утесы и черные скалы.

Еще ближе.

И вдруг к востоку от нас радугой вспыхнули яркие краски.

— Пафанаал! — крикнул дозорный с верхушки мачты.

Мы подплыли еще ближе, и перед нами открылся Пафанаал.

Насколько мы сумели убедиться, город никто не оборонял. Всех его защитников мы утопили там, в открытом море.

В этом городе не было ни соборов со шпилями, ни минаретов. Виднелись лишь островерхие крыши зданий да контрфорсы в зубчатой крепостной стене, окружавшей порт. От этого казалось, что весь город — это одна-единственная крепость или дворец. Здания были построены из таких красивых материалов, что дух захватывало: из белого мрамора с розовыми, голубыми, зелеными и желтыми прожилками; из оранжевого с черными прожилками; из мрамора других цветов, щедро отделанного золотом, базальтом и горным хрусталем.