Александр Мазин - Фаргал. Трон императора

Он окинул взглядом ветхие стены.

— Впрочем, ушей и здесь хватает. Ладно! Уймись! — Он накрыл ладонью руку юноши. — Ты только что прикончил троих и даже не запыхался. А тут от одной мысли уже вспотел!

— Если б ты его видел, Кайр!

— Я — видел! — веско сказал тысяцкий. — Не этого. Но другие, будь уверен, выглядели не лучше! Я хочу, чтоб ты усвоил: их можно убивать! И мы будем их убивать! Так что не дрейфь, сын Хардаларула! Мы их сделаем!

Карашшер, выслушавший весь разговор, мог бы многое объяснить своим землякам. И то, чем воин-оборотень отличается от обычных чудищ, вызванных силой мага, и то, по чьей воле бродит он по лабиринтам Дивного города. Он мог бы даже назвать прежнее имя оборотня, потому что видел, как жрец Аша сотворил его из человека. Многое и сам Карашшер узнал из подслушанного разговора. Единственное, чего он не мог понять: почему оборотень пощадил мальчишку?

Кайр-Косогубый не успел доложить царю. Вернувшись во дворец, он тут же узнал, что его тысяча выступает в поход. Вместе с царем Фаргалом. Последующие два дня у Кайра не было времени даже для сна, не говоря уж о тайных беседах. К тому же тысяцкий рассудил здраво: раз Фаргал уезжает из Великондара, разговор можно смело отложить.

Первыми ехали конные стрелки в зеленых хитонах и круглых шапочках, обшитых полосками бронзы. То, что именно они возглавляли колонну, говорило: войско идет по своей земле. За стрелками — наемники Кайра, в разномастной одежде и доспехах, всех оттенков кожи и всех народов: от айпегов до кансу. Дерзкие, свирепые, отважные. Кайр-Косогубый — впереди, в окружении избранных командиров. Кэр, в новенькой кольчуге и шлеме с черным султаном, — по правую руку тысяцкого. Кайр, сдвинув на затылок шлем, улыбнулся царю изуродованным ртом и отдал салют.

Фаргал шевельнулся в седле, и его конь нервно переступил ногами.

А мимо уже двигались пешие, налегке, без копий и щитов, с одними мечами. Их оружие, скорости ради, везли на повозках. Черные двигались быстрым шагом, стараясь не отстать от наемников… и не попасть под копыта тех, кто следовал за ними. Потому что начальник тысячи Алых Дарзал не придержит коня только потому, что у какого-то пехотинца устали ноги.

Алые замыкали колонну. Тоже знак того, что войско — на своей земле. Первые поравнялись с Фаргалом, и копья над красными шлемами качнулись. Будто ветер пробежал над тростником.

— Фар-гал! Фар-гал! — проревели мощные глотки. И ревом прокатилось дальше, над лесом копий, над алыми пышными султанами:

— Фар-гал! Фар-гал!

Глаза императора Карнагрии увлажнились. Выхватив меч, он громовым голосом выкрикнул боевой клич. И только несколько минут спустя сообразил: зря! Воины государства Карнагрии идут, может быть, пролить кровь карнагрийцев.

— Мятежников! — точно угадав настроение царя, произнес Люг, остановившийся позади Фаргала. — Или ты забыл, как взошел на трон?

— Нет! — отрезал царь.

А мимо уже катились, грохоча огромными деревянными колесами, десятки повозок с припасами, с оснащением для стенобитных машин, с запасным оружием. Обоз велик, но был бы много больше, если б царь шел войной на чужую землю.

Повозки крепкие, лошади — сильные, а запас в дороге не помеха. Так рассуждал Саконнин. Среди прочих выделялась просторная крытая повозка царских магов. В узком окне мелькнуло сухое личико Мескеса.

Фаргал повернул жеребца и погнал его галопом в голову колонны. Он желал ехать впереди.

Городские ворота закрылись, и стражники проводили пыльный хвост колонны долгими взглядами. Шесть тысяч воинов — большая сила. Но царь не оставил город беззащитным. В столице по-прежнему довольно солдат, чтобы отразить любое нападение. Карнагрия — могучая держава. Слава императору Фаргалу!

В первый же день войско покрыло около двадцати миль. И разбило лагерь во владениях благородного Брега.

Владыка лично явился приветствовать своего царя, позаботился о провианте, предлагал обеспечить и ночлегом. Царь отказался — он полагал, что воины в сухое время могут спать и под открытым небом. Он сам только ради традиции ночует в шатре. Лучше лежать на охапке сена и видеть над головой звездное небо.

Владыка не очень настаивал. Ночевка солдат в селении, как правило, недешево обходится жителям. А уж у наемников такие рожи…

Владыка откланялся и уехал.

Утром войско снялось и без происшествий покрыло еще двадцать миль.

Два человека занимали большую часть мыслей Кэра. Первым был Фаргал, второй — Ирдик. Нет, по справедливости девушку следовало поставить на первое место.

Сын вождя нашел Ирдик Шера за день до выступления, и они смогли провести вместе только одну ночь. Чудесную ночь. И вынуждены были расстаться незадолго до восхода. Кэра ждал Кайр, а Кайра — множество дел, которые были скорее хозяйственными, чем военными.

Чтобы поднять по тревоге сотню воинов клана Мечей, требовалось меньше минуты. Чтобы подготовить родичей Кэра к переходу в несколько сотен миль, требовался час. Чтобы вывести в многодневный поход десять сотен разноплеменных вояк Кайра, мало и недели. Тысяцкий был прекрасным военачальником и сотниками поставил толковых воинов. Но только на то, чтобы собрать тысячу в казармах, потребовались целые сутки.

Кэр, которого родич постоянно держал рядом с собой, был удручен поведением солдат Кайра.

Раньше он практически не сталкивался с основной массой этих молодцов, теперь же с прискорбием убедился: потребности плоти ставятся ими куда выше, чем воинский дух. Кодекс держал наемников в повиновении, как стальные удила — норовистого коня. Кодекс и страх перед начальниками. Когда Кайр впадал в бешенство, даже у матерых десятников потели ладони. Кэр ни разу не видел, чтобы тысяцкий применил силу, но другие, похоже, — видели. Так что к положенному времени тысяча оказалась в готовности. Недосчитались только трех человек. Люди были главной проблемой Кайра. Провиантом и снаряжением занимались представители царского Совета, а кони и военная амуниция у каждого воина были в полном порядке. Это — закон.

Многие задавались мыслью, почему начальник таскает с собой молокососа, но, разумеется, держали свои мысли при себе. Те же, кто знал Кэра, приближенные тысячника, его младшие командиры, обращались к юноше подчеркнуто дружелюбно. Не то чтобы он успел заслужить их уважение, скорее, не дал повода относиться к себе иначе.