Эдгар Райс Берроуз - Тарзан в Пеллюсидаре

— Сначала будет больно, — сказал он извиняющимся тоном, — но потом станет легче и заражения можно будет не опасаться.

Мальчик оказался прав. Некоторое время Тарзан испытывал невероятное страдание, но постепенно боль улеглась, и он даже думать забыл о своих ранениях.

По дороге Тарзан задержался в небольшой рощице, чтобы вырезать себе новое копье и сделать дюжину стрел. Ован очень заинтересовался стальным ножом человека-обезьяны, но на стрелы глядел свысока, назвав их «игрушками для грудного младенца». Когда же Тарзан с помощью такой «игрушки» снял со скалы горного барана, мальчик проникся величайшей почтительностью к обладателю столь удобного оружия и чуть ли не со слезами принялся умолять, чтобы Тарзан и его научил им пользоваться.

Юный Ован пришелся по сердцу человеку-обезьяне. Они быстро стали друзьями. В мальчике были налицо все столь дорогие сердцу Владыки Джунглей черты дикого животного, и в то же время в нем не было пороков, свойственных современным детям, в частности, болтливости.

— Вот мы и пришли, — объяснил Ован, остановившись на краю пропасти. — Внизу лежат пещеры Клови. Я надеюсь, что Аван, вождь племени, примет тебя как друга, но обещать я ничего не могу. Для тебя может быть лучше будет пойти своей дорогой и не спускаться к пещерам Клови. Я не хочу быть свидетелем твоей смерти.

— Меня не убьют, — уверенно заявил Тарзан. - Я иду как друг.

Однако, в глубине души, он понимал, что шансов на то, что эти дикари примут его как своего, у него немного.

— Ну что ж, пойдем, — сказал Ован и начал спускаться.

Крутая горная тропка постепенно превратилась в широкую, хорошо ухоженную дорогу, ведущую ко входу в ущелье. Видно было, что к ее благоустройству приложили руки целые поколения людей. Спустя некоторое время Ован негромко свистнул. В ответ послышался такой же свист, а когда двое путников обогнули округлую скалу, глазам Тарзана открылась высокая стена с широким карнизом в основании, усеянная темнеющими отверстиями пещер.

На карнизе, занимавшем площадь не менее двух акров, собралось около сотни мужчин, женщин и детей. Все глаза были повернуты в их сторону. Увидев Тарзана, воины повскакали с мест, хватаясь за копья и ножи. Женщины в тревоге хватали детей и спешили увести их с открытого места в пещеры.

— Не бойтесь! — закричал мальчик. — Это идет Ован со своим другом Тарзаном.

— Убить его! — прорычал один из воинов.

— Где Аван, вождь племени? — громко спросил мальчик, не обращая внимания на недоброжелательные возгласы.

— Вождь Аван слушает тебя, — послышался не громкий, но уверенный голос.

Тарзан повернул голову и увидел стройного загорелого мужчину, появившегося около входа в одну из пещер.

— Кого ты привел к нам, Ован? — спросил вождь. - Если это пленник, то почему он при оружии?

— Он не пленник! — горячо воскликнул Ован. — Он чужеземец, но не питает враждебных чувств к народу Клови. Он пришел с миром.

— Он — чужак, — возразил Аван, — и этого достаточно, чтобы убить его. Он знает теперь дорогу к пещерам Клови, и мы не можем оставить его в живых, иначе он приведет сюда своих соплеменников.

— У него нет соплеменников в Пеллюсидаре, — объяснил Ован, — и он не знает дороги в свою страну.

— В таком случае язык его лжив, — уверенно заявил вождь, — так как все мы знаем, что такое невозможно. Нет такого человека, который не мог бы найти дороги в свою родную страну. Отойди в сторонку, Ован, я сейчас прикончу этого проходимца.

Мальчик не послушался отца. Вместо этого он сделал шаг вперед и загородил грудью своего спасителя.

— Каждый, кто захочет убить друга Ована, должен будет сначала убить самого Ована! — отважно заявил он.

Высокий воин, стоявший рядом с вождем, предостерегающе положил руку ему на плечо.

— Твой сын всегда славился своей рассудительностью, — сказал он, — и всем известно, что он далеко обогнал по уму своих сверстников. Если он называет незнакомца своим другом и готов пожертвовать своей жизнью в его защиту, самое малое, что мы можем сделать, — это выслушать его.

— Хорошо, Улан, — согласился вождь, — давай сперва послушаем моего сына, а там посмотрим. Говори, мой мальчик, и поведай нам, почему нам не следует убивать этого чужака?

— Этот благородный воин спас мою жизнь, рискуя своей, — горячо заговорил Ован. — Он в одиночку сразился с огромным райтом, который готов был разорвать меня на кусочки, и победил. Теперь скажите мне, найдется ли в племенах Зорама или Дароза хоть один воин, способный на такой же поступок? Этот незнакомец обладает не только великим мужеством, но и великодушным сердцем. Племя Клови только выиграет, если примет его как друга.

Аван склонил голову и некоторое время оставался в раздумье.

— Когда вернется Карб, — объявил он свое решение, — мы соберем совет и обсудим, что делать с чужеземцем. А пока он останется среди нас пленником.

— Нет, я не останусь пленником! — решительно заявил Тарзан. — Я пришел к вам с миром и дружбой и останусь только как друг или не останусь вовсе.

— Пусть поживет с нами как друг, — предложил Улан. — Он ведь спас Ована и не причинил ему зла. Почему мы должны бояться его, когда нас много, а он один?

— А если он пришел к нам, чтобы украсть девушку? — предположил Аван.

— Нет, — решительно заявил Ован, — ему не нужны наши девушки. Пусть он останется с нами. Я ручаюсь за него своей жизнью!

— Пусть останется! — поддержали Ована другие воины.

Мальчишка всю свою жизнь был любимцем племени, но никогда не злоупотреблял своим положением, поэтому взрослые не видели особых причин отказывать ему.

— Хорошо, — объявил вождь. — Чужеземец остается. Улан и Ован головой отвечают за него.

Лишь немногие кловиане сумели отнестись к Тарзану без предубеждения. Среди них были Марель и Рола — мать и сестра Ована. Да и они приняли его только потому, что безоговорочно доверяли мальчику. Гораздо важнее для человека-обезьяны была дружба Улана — знаменитого воина и одного из старейшин племени. Привыкший с детства к обычаям примитивных народов, Тарзан без труда вписался в нехитрый уклад кловиан. Он старался не обращать внимания на тех, кто его не трогал, а в отношении всех прочих скрупулезно придерживался местных законов и обычаев. Больше всего ему нравилось общаться с Марель — у нее был открытый характер и неженский интеллект. Она рассказала Тарзану, что в молодости была украдена из Зорама Аваном, тогда еще совсем юным воином. Его поразила ее красота, хотя он уже знал, что изо всех горных племен именно в Зораме живут самые прекрасные девушки.

Улан тоже нравился человеку-обезьяне с самого начала, потому, возможно, что сразу принял его сторону. Но Улан во многом отличался от остальных соплеменников. Судя по всему, он был одним из тех людей, которые привыкли сначала думать, а потом делать. У него был редкий дар для человека каменного века — способность к абстрактному мышлению и фантазии. Придуманные им сказки и истории забавляли, а подчас и поражали многочисленных слушателей. Не чуждо было ему и искусство живописи, которое он как-то раз с нескрываемой гордостью продемонстрировал Тарзану. Проведя однажды его в свою пещеру, Улан осветил факелом сплошь расписанные различными сценами и фигурками животных стены. Кого здесь только не было! Мамонт и саблезубый тигр, пещерный медведь и красный олень, типдар и гиенодон и еще десятки знакомых и незнакомых зверей. Одна из фигур особенно заинтересовала Тарзана, напомнив ему огромного ящера — грифа, — с которым он когда-то столкнулся в Пал-уль-Доне, стране хвостатых людей, затерянной в дебрях Африки. Улан любезно пояснил, что на картинке изображен гиор — очень опасный зверь, который водится в Долине Гиоров, расположенной в предгорьях Гор Типдаров, далеко за пределами Клови. Все рисунки были выполнены четко и свидетельствовали о незаурядном мастерстве автора. Остальные соплеменники Улана считали их чем-то фантастическим, потому что он был единственным, кто занимался настенной живописью, и, как всякий художник, был не до конца понятен окружающим. Будь он хилым и слабым, за свои рисунки он мог бы оказаться изгнанным из племени. Но Улан был знаменитым охотником и великим воином, поэтому художественный дар давал ему дополнительное преимущество в глазах сородичей.