Дэвид Геммел - Тёмный Принц

— Мы победили, ведь правда, Парменион? Мы сокрушили фокейцев!

— Совершенно верно, мой принц. Осторожно, не поцарапайся о мои латы. — Расцепив руки мальчика у себя на шее, Парменион отстегнул кожаные ремни на нащечниках шлема, снял его и положил на траву. Александр сел рядом со шлемом, запустив пальцы в белый гребень из конского волоса.

— Отец дрался как лев. Я знаю, я видел. Он атаковал фланг противника, и три лошади были убиты под ним. А потом он отрубил голову супостату, Ономарху.

— Да, все это он совершил. Но он сам всё тебе расскажет, когда приедет.

— Нет, — тихо сказал Александр, покачав головой. — Он не станет рассказывать. Он редко со мной разговаривает. Он не любит меня. Потому что я убиваю всё живое.

Парменион протянул руку, прижал к себе мальчика и потрепал его по голове. — Он тебя любит, Александр, поверь мне. Но, если тебе так интересно, я расскажу о сражении.

— Я всё знаю о сражении. Правда. Но отцу стоит побеспокоиться о защите шеи. С одним слепым глазом, ему следует вертеть головой больше, чем необходимо здоровому воину, а это открывает для удара жилы на шее. Ему надо сделать воротник, из кожи и бронзы.

Парменион кивнул. — Ты очень умен. Пойдем, зайдем внутрь. Я хочу пить с дороги, а солнце очень жаркое.

— Ты прокатишь меня на плечах? Можно?

Спартанец быстро встал и поднял принца за руки, высоко подбрасывая. Мальчик заверещал от радости, разместившись на загривке военачальника. Парменион поднял шлем и пошел ко дворцу. Стражники еще раз отсалютовали ему, няньки принца склонились в низком поклоне, пропуская их мимо. — Я прямо как Царь, — воскликнул Александр. — Я выше любого из людей!

Олимпиада вышла в сад, в сопровождении служанок. Спартанец глубоко вздохнул, увидев ее. С ее густыми кудрями рыжих волос и зелеными глазами она так напоминала Дераю, которую он любил много лет назад. Царица была одета в платье из азиатского шелка цвета морской волны, удерживаемое на плече золотой брошью в форме солнца с лучами. Она звонко засмеялась, увидев спартанского генерала с его ношей. Парменион поклонился, Александр завопил, боясь свалиться.

— Приветствую, госпожа. Я принес тебе твоего сына.

Олимпиада подошла, поцеловала Пармениона в щеку. — Ты всегда желанный гость здесь, — проговорила она. Обернувшись к служанкам, она велела принести вина и фруктов для гостя и жестом пригласила его войти в свои покои. Повсюду были шелковые занавески, постели с парчовыми подушками и уютные кресла, а стены были расписаны сценами из поэм Гомера. Парменион снял с плеч Александра и опустил его на кровать, но мальчик выкарабкался и взялся за руку военачальника.

— Смотри, мама. Я могу держать Пармениона за руку. Тебе ведь не больно, Парменион?

— Не больно, — ответил он.

— Он спас отцу жизнь. Он возглавил контратаку против фокейской конницы. Им ни за что не удалось бы перехитрить тебя, ведь так, Парменион?

— Так, — согласился спартанец.

Две служанки сняли с Пармениона нагрудник, а третья принесла кубок вина, разбавленного прохладной водой. Еще одна девушка вошла с подносом фруктов, который она поставила перед ним, затем поклонилась и выбежала из комнаты.

Парменион дождался, пока все слуги уйдут, и поднял свой кубок, обращаясь к Царице. — Твоя красота с каждым годом все совершеннее, — произнес он.

Она кивнула. — Прекрасный комплимент, однако поговорим о более важных материях. Ты впал в немилость Филиппа?

— Царь говорит, что нет, — ответил он.

— Но это не ответ.

— Нет.

— Он тебе завидует, — тихонько сказал Александр.

Глаза Царицы расширились от неожиданности. — Тебе не следует говорить о вещах, которые не понимаешь, — укорила она. — Ты слишком мал, чтобы знать, что думает Царь. — Александр поймал ее взгляд, но ничего не сказал, и Царица вновь обернулась к генералу. — Ты ведь не покинешь нас?

Парменион покачал головой. — Куда мне идти, госпожа? Здесь моя семья. Я проведу осень в своем имении; Мотак говорит, там накопилось немало дел.

— Как там Федра? Ты ее видел? — спросила Олимпиада, сохраняя бесстрастный голос.

Парменион пожал плечами. — Пока нет. Когда видел ее в последний раз, была в порядке. Рождение Гектора было тяжелым, и она болела какое-то время.

— А остальные мальчики?

Парменион улыбнулся. — Филота все время бедокурит, но мать балует его, ни в чем не отказывая. Никки более спокойный; ему всего два, но он повсюду ходит за Филотой. Любит он его.

— Федре крупно повезло, — сказала Олимпиада. — Она должна быть очень счастлива.

Парменион допил свое разбавленное вино и встал. — Надо ехать домой, — сказал он.

— Нет! Нет! — запротестовал Александр. — Ты обещал мне рассказать про сражение.

— Обещания всегда нужно выполнять, — сказала Царица.

— Да, нужно, — согласился генерал. — Итак, спрашивай, юный принц.

— Каковы потери Македонии в бою?

Вытянув руку, Парменион погладил золотые волосы ребенка. — Твои вопросы летят, как стрелы, точно в цель, Александр. Мы потеряли немногим более трех сотен, около двухсот человек были тяжело ранены.

— Нам нужно больше хирургов, — сказал мальчик. — Погибших не должно быть больше, чем раненых.

— Большинство погибших — это ранние потери, — ответил ему спартанец. — Они до смерти истекли кровью на поле боя — до того как хирурги смогли их осмотреть. Но ты прав в том, что нам необходимо больше умелых врачевателей. Я скажу твоему отцу.

— Когда я стану Царем, у нас не будет таких потерь, — пообещал мальчик. — Ты станешь моим генералом, Парменион?

— Я тогда буду стар для этого, мой принц. Твой отец все еще молодой мужчина — и могучий воитель.

— Ну а я буду еще более могучим, — пообещал ребенок.

***

Встреча с Царицей и ее сыном всё еще занимала мысли Пармениона по дороге на север к его обширным владениям на Эматийской равнине. Мальчик, как все знали, был проклят, и Парменион одновременно со страхом и гордостью вспоминал бой за его душу в Долине Аида пять лет тому назад.

То было время чудес. Парменион, умирая от рака мозга, впал в кому — и очнулся в мире кошмара, сером, бездушном, исковерканном и бесплодном. Там ему повстречался маг, Аристотель, и вместе с умершей жрицей Тамис они попытались спасти душу еще не родившегося Александра.

Зачатому на мистическом острове Самофракии ребенку предназначалось стать человеческим воплощением Темного Бога, Кадмилоса, и принести в мир хаос и ужас. В Долине Проклятых была одержана маленькая победа. Душа ребенка не была уничтожена силой зла, но смешалась с нею, Свет и Тьма были здесь в непрерывной войне.

Бедный Александр, подумал Парменион. Чистое дитя, прекрасное и доброе, но в то же время — вместилище Духа Хаоса.

"Ты станешь моим генералом, Парменион?"