Филип Пулман - Северное сияние

– Она еще нужна тебе? Ты дважды пыталась ее удержать, и дважды она уходила. На ее месте я бежал бы сломя голову, чтобы не дать тебе третьей попытки.

Он все еще держал ее обеими руками за голову и вдруг притянул к себе и жадно поцеловал. Лира подумала, что в этом было больше свирепости, чем любви, и оглянулась на их деймонов. Странное зрелище: барс, весь напрягшийся, сжимал в когтях золотую обезьяну, а она бессильно, блаженно лежала на снегу.

Миссис Колтер резко отстранилась от него и сказала:

– Нет, Азриэл… мое место в этом мире, не в том…

– Идем! – сказал он с силой. – Идем со мной и будем работать вместе!

– Мы не сможем работать вместе, ты и я.

– Нет? Мы с тобой могли бы разобрать вселенную на части и сложить снова, Мариса! Мы нашли бы источник Пыли и задушили его навсегда! И тебе хочется участвовать в этом великом труде; не лги мне. Лги о чем хочешь, лги о Жертвенном Совете, лги о своих любовниках – да, я знаю о Бореале, и меня это не трогает, – лги о церкви, лги о нашем ребенке, но не лги мне о том, чего ты действительно хочешь…

И губы их соединились в жарком поцелуе. Их деймоны предавались буйной игре: снежный барс перекатился на спину, а обезьяна скребла когтями его шею, и он басовито рычал от удовольствия.

– Если я не пойду, ты постараешься меня уничтожить, – сказала миссис Колтер, оторвавшись от него.

– Зачем мне тебя уничтожать? – ответил он со смехом, и свет иного мира плескался вокруг его головы. – Пойдем со мной, работай со мной, тогда мне будет не безразлично, жива ты или умерла. Останешься здесь – и ты меня больше не интересуешь. Не льсти себе: я о тебе даже не вспомню. Ну, идем со мной – или оставайся пакостничать в этом мире.

Миссис Колтер колебалась; глаза ее были закрыты, и она покачивалась, хловно теряла сознание. Но она устояла на ногах и, открыв глаза, посмотрела на него с бесконечной печалью:

– Нет… Нет.

Их деймоны разошлись. Лорд Азриэл опустил руку и сильными пальцами ухватил мех барса. Потом повернулся к ней спиной и, не сказав ни слова, пошел прочь. Золотая обезьяна вспрыгнула на руки к миссис Колтер и с тихим плачем протягивала лапы к уходившему зверю. Лира увидела, что лицо миссис Колтер блестит от слез; слезы были настоящие.

Потом ее мать повернулась и, вздрагивая от безмолвных рыданий, стала спускаться по склону.

Лира холодно смотрела ей вслед и, когда она скрылась из виду, подняла глаза к небу.

Под сводом его висел дивный город.

Безмолвный и безлюдный, он словно только что родился и ждал обитателей – или спал и ждал, чтобы его разбудили. Солнце того мира светило в этот, оно золотило руки Лиры, растапливало лед на меховом капюшоне Роджера, пронизывало насквозь его бледные прозрачные щеки, блестело в открытых невидящих глазах.

Ее душило горе. И гнев – она готова была убить отца; если бы она могла вырвать у него сердце, то сделала бы это не задумываясь. Сотворить такое с Роджером. И с ней – обманул ее… Как он посмел?

Тело Роджера все еще лежало у нее на руках. Пантелеймон что-то говорил, но голова у нее пылала, и она не слышала его, пока он не впился кошачьими когтями в ее руку. Она моргнула.

– Что? Что?

– Пыль! – сказал он.

– О чем ты говоришь?

– Пыль. Он хочет добраться до источника Пыли и уничтожить его, да?

– Так он сказал.

– А Жертвенный Совет, и церковь, и Больвангар, и миссис Колтер, они тоже хотят ее уничтожить, да?

– Да… Или чтобы она не действовала на людей… Ну?

– Если все они думают, что Пыль плохая, значит, она хорошая.

Лира не ответила. У нее перехватило горло. Пантелеймон продолжал:

– Мы слышали, что они говорят о Пыли, они боятся ее, и знаешь? Мы им верили, хотя видели, что дела их неправильные, жестокие и злые… Мы тоже думали, что Пыль плохая, раз они так говорят – ведь они взрослые. А если это не так? Если она…

Лира закончила одним духом:

– Да! Если она хорошая…

В его зеленых кошачьих глазах отражалось ее волнение. У нее кружилась голова, будто весь мир поворачивался под ногами.

Если Пыль хорошая… Если ее надо искать, если надо радоваться ей и лелеять ее…

– Мы могли бы пойти за ней, Пан! – сказала она.

Это Пантелеймон и хотел услышать.

– Мы могли бы прийти туда раньше него, – договорил он.

Оба умолкли, вдруг осознав огромность задачи. Она подумала о том, как малы они в этой огромной и величественной вселенной, как ничтожно их знание о ее необъятных тайнах.

– Мы сможем, – настаивал Пантелеймон. – Смотри, сколько мы прошли, правда? Мы сможем.

– Мы будем одни. Йорек Бирнисон больше не поможет нам. И Фардер Корам, и Серафина Пеккала, и Ли Скорсби – никто.

– Значит, сами. Неважно. Мы ведь не одни, как…

Она понимала, что он хотел сказать: как Тони Макариос, как одинокие деймоны в Больвангаре, мы – одно существо, нас двое, и мы одно.

– И у нас есть алетиометр, – сказала она. – Да. Мы пойдем туда и будем искать Пыль, а когда найдем, мы поймем, что надо делать.

Тело Роджера лежало у нее на руках. Она бережно опустила его на снег.

– И мы это сделаем, – сказала она.

Лира повернулась. Позади были боль, смерть, страх, впереди – сомнение, опасность и необъятная тайна. Но их было двое.

И Лира со своим деймоном отвернулась от мира, где они родились, подняла глаза к солнцу и взошла на небо.