Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Понимаете, у меня сейчас такое состояние души, что невмоготу быть одному. Нужен собеседник. Необходимо общение. Одиночество обладает одной гнусной особенностью.

— Какой?

— Одиночество сводит с ума.

— Да, я сам такой. Почти согласен.

— Почему почти?

— Если у вас есть характер и достаточная сила воли, то, даже находясь сто лет на необитаемом острове, вы никогда не сойдёте с ума. Ну, станете чудиком, оригиналом или маргиналом, но не более того.

— Спорная точка зрения.

— Вы читали книжку о Робинзоне Крузо?

— Конечно, как и все когда-то.

— Как вы считаете, он смог бы сойти с ума?

— Я думаю, что да. Без Пятницы и дикарей, которые таили угрозу, он бы точно в конце концов свихнулся бы.

— Я придерживаюсь другой точки зрения.

— Почему?

— Робинзону вполне хватило бы говорящего попугая, какой-нибудь макаки или козы. Ну, если бы повезло, то, конечно же, не помешала бы аборигенка. Желательно юная.

— Ничего себе! Это вам не Пятница и не дикари-людоеды! Это верх мечтаний!

— Да, вы правы, — рассмеялся я.

— Так, вы позволите присоединиться к вам?

— Конечно, конечно! — привстал я.

— Благодарю, — незнакомец опустился на стул и посмотрел на почти пустой графин, стоявший на моём столе. — Я закажу ещё коньяку? Или хотите испить чего-либо иное?

— Как-то странно вы изъясняетесь, что не свойственно нашим временам, — усмехнулся я.

— Да, бывает… — улыбнулся незнакомец. — Это у меня с рождения. Борюсь с этим недостатком, но у меня не совсем получается.

— Ради Бога! — возмущённо замахал я руками. — Всем бы так. Изъясняйтесь, как и ранее.

— Так что будем пить?

— Я, честно говоря, предпочёл бы водку. Как-то не идёт коньяк в этот холодный, промозглый, скучный и серый день.

— Я с вами совершенно согласен. Сейчас закажу.

— Как у вас с финансами?

— Не беспокойтесь, всё пока нормально. Когда они истощатся, то я вам об этом моём скорбном состоянии сообщу незамедлительно.

— Хорошо, — улыбнулся я. — Можете смело рассчитывать, в случае чего, на мою поддержку.

— Ну, и славно, — в ответ улыбнулся незнакомец и обратил свой взор в сторону барной стойки. — Эй! Человек! Любезный!

— О, боже! Что за обращение!? — рассмеялся я. — Ну, мы же не в трактире девятнадцатого века!

— Во все века трактиры едины, — печально произнёс незнакомец. — Всё повторяется из года в год, из столетия в столетия.

— Давайте познакомимся, — предложил я. — Как вас зовут?

— Как меня зовут? — смутился мой собеседник.

— И, всё-таки? — насторожился я.

— Видите ли, мой батюшка был довольно оригинальным и странным человеком…

— Конкретнее.

— Короче, назвал он меня Проклом.

— Прокл, Прокл… Ничего с латинского не идёт на ум. Хотя чувствую, что блуждаю совсем близко.

— Что?

— Да я так, про себя. Не обращайте внимания.

— Я, честно говоря, несколько стыжусь своего имени. Прокл… Надо же было так меня назвать?! Я хочу заменить это имя на какое-то другое.

— Ни в коем случае! — подскочил я. — Если определённое имя дано вам родителями с рождения, то менять его нельзя!

— Почему?

— Имя не даётся просто так. Оно определено на небесах, а мы считываем его оттуда. Если его поменять, то нарушается Вселенская Гармония, и это нарушение влечёт для индивидуума непредсказуемые и самые печальные последствия. Представьте. Во время битвы вы решили заменить доспехи. Понимаете?

— Понимаю, но не совсем. А если эти самые доспехи я решил заменить после битвы?

— Эх, наивный вы человек! Битвы никогда не заканчиваются. То мы бьёмся с врагом, то с какими-то призраками, то с самими собою.

— Может быть, может быть, вы и правы, — пробормотал мой собеседник. — А как зовут вас?

— Имя моё ещё более необычно и намного причудливее вашего, — усмехнулся я. — Меня зовут Альтер. В переводе с латинского, — «Другой».

— Да, редкое и оригинальное имя, — удивился Прокл. — А вы знаете, что-то в вас не то, вы действительно несколько другой или иной.

— Откуда такой вывод? — снова насторожился я.

— Не знаю. Не пойму. Интуиция…

— Интуиция — это капризная дитя мечущегося подсознания.

— Может быть…

— И так, — ухмыльнулся я, с отвращением созерцая совсем неаппетитную попу подошедшей к нам официантки. — Что будем заказывать?

— Предлагаю водку, варёную картошечку под укропчиком и селёдочку под уксусом и лучком. И ещё чёрного хлебушка.

— Да вы истинный гурман!

— А то!

— Согласен с вашим выбором, — усмехнулся я. — Но хотелось бы ещё и хорошего холодного пива, и употребить его с раками или креветками для начала и перед главным грядущим действом.

— Извините, но у меня ресурсы ограничены, — забеспокоился Прокл. — И, вообще, водка с пивом, знаете ли…

— Не волнуйтесь, у меня ресурсы с некоторых пор абсолютно неистощимы. А что касается водки и пива… Как говорят в народе: «Водка без пива — деньги на ветер!». И наоборот.

— А чем вы занимаетесь? — улыбнулся Прокл.

— Я врач, невролог. Профессор.

— Вот это да! Не ожидал. Вы совершенно не похожи на профессора! Совершенно!

— Почему? — удивился и снова насторожился я. — А на кого я похож?

— Чёрт его знает… Вы, более всего, похожи на представителя какой-либо творческой профессии, или на философа, или на древнего воина, — задумчиво произнёс Прокл. — Вот такие неожиданные ассоциации.

— А что, философы не имеют никакого отношения к творческим профессиям? Странно вы рассуждаете… — удивился я.

— Философия — это состояние души и сердца. Прежде всего, души, конечно. Какая же это профессия?! — возмутился Прокл.

— Да, вы правы, — рассмеялся я. — Но что это мы всё обо мне, да обо мне? Вы-то чем занимаетесь?

— Я — писатель! — решительно, твёрдо, но не совсем уверенно заявил мой собеседник.

— Вот это да! — оживился я. — Первый раз в жизни беседую с настоящим писателем! А что вы написали и можно ли прочитать какое-либо ваше произведение?

— Увы, я написал три романа, но пока они не опубликованы. Вы же понимаете, какие времена наступили.

— В смысле?

— Ну, кто сейчас что читает? Кучка эстетов, снобов и всяких других типов, которым нечего делать. Они читают или на пляже, или во дворцах от скуки и пресыщения, или в больницах, или в хижинах, или в тюрьмах, или в домах престарелых для того, чтобы забыться, когда кончается водка или морфий. О, эти чёртовы компьютеры!

— Что-то слишком мрачную картину представили вы передо мною. Не так всё плохо и печально.

— Вы так считаете?

— Да, я так считаю, — уверенно ответил я. — Масса мыслящих и неординарных людей увлекаются и будут увлекаться чтением. Вы знаете, у меня есть друг. Так вот… Он абсолютно не воспринимает книги в электронном виде. Он ненавидит их! Он может читать их только в натуре. Ну, ему доставляет удовольствие перелистывать страницы, перед этим сдабривая слюной пальцы, делать закладки между листами перед тем, как окончить чтение, куда-то отлучиться на время или уснуть. Он любит держать в руках нечто живое, натуральное, трепещущее страницами, как плотью, источающее тонкий и свежий запах типографских красок, или такой же, но медленно угасающий запах, несущий в себе намёк на тлен, или полностью поглощённый этим самым тленом! Книги, как люди. Они так же рождаются, стареют, а потом умирают. Бывает, что сгорают.