Алла Вологжанина - На тропе Луны

– Малыш, ты точно это видела? Давай-ка посмотрим, что в этой закрытой коробочке. – И взяла какую-то первую попавшуюся шкатулку с полки.

Люська прекрасно знала, что внутри лежат пуговицы, ножницы и еще какие-то швейные принадлежности. Несмотря на строгий запрет, она не раз лазила туда полюбоваться или стащить пуговку для игры. Но через плотно закрытую крышку она не видела ничего. Могла соврать, описать содержимое. Но говорить маме неправду было так некрасиво и… недостойно девочки с особой судьбой. Поэтому она только помотала головой. Попытка номер два тоже была неудачной – она не увидела того, что лежало в другой подарочной коробке. Мама тогда очень опечалилась, даже рассердилась и долго отчитывала дочку за вранье и за то, что она без спроса полезла в подарки.

– Люсенька, если твой брат не совсем обычный ребенок, это не значит, что мы любим его больше. – Голос мамы задрожал. – Тебе не надо прикидываться не такой, как все, ты все равно наша самая любимая, самая умная и красивая девочка… пусть даже обыкновенная.

Обыкновенная.

Тот день принес Люське бесценный опыт. Во-первых, она поняла наверняка, что ее старший брат Митька не обычный мальчик. Во-вторых, что мама считает ее обыкновенной девчонкой, такой же, как все. И, похоже, это ее расстраивает.

После Люська неоднократно умудрялась увидеть, что находится в запертых ящиках и коробках, иногда ей даже удавалось что-то извлечь оттуда, не открывая. Она знала совершенно точно, что умеет делать то, чего не умеет больше никто. Но все ее попытки продемонстрировать это родителям терпели крах. Когда на нее смотрели, она ни с того ни с сего начинала волноваться так, что тряслись руки. И ничего не получалось. Попытки похвастаться подружкам, что ее брат «настоящий волк» тоже были встречены насмешками. К счастью, она вовремя научилась притворяться обычной среди обычных детей.

А потом в деревянную развалюху стоявшую напротив их красивого нового домика приехала соседкина сестра со своей дочкой, Люськиной ровесницей.

В то утро Люська в первый раз в жизни прошла сквозь стену.

Она сидела в комнате и слушала разговор родителей. Один из тех, что не предназначался для ее или Митькиных ушей.

– Мама только что звонила, – сообщил папа, имея в виду свою маму, бабушку Ангелию, которая жила в Вильнюсе и мечтала, чтобы сын с семьей переехали к ней. – Она спрашивала, насколько хорошо Митя научился владеть собой и не проявляются ли хотя бы какие-то способности у Людмилы.

– Ох, Артур, – ответила мама, – с нашим мальчиком все в порядке, для шести-то лет. В полнолуние, конечно, беда. Но он пока совсем детеныш, так что справимся и воспитаем. А вот Людмила меня расстраивает. С одной стороны, я бы поверила, что она четырехмерник. С другой – ни одного доказательства, только ее слова. Но они так похожи на обычные детские «я умею летать» или «смотри, мамочка, я слоник»… И это всего лишь слова, на деле у нее не получается ничего. Знаккерство тоже должно было уже проявиться хоть как-то. Мне кажется, пора признать, что наша дочка бездарь. Ничего страшного, ты же тоже не в свою маму уродился. И Лариса Кормильцева даже на десятую долю талантов Александры не получила. Говорят, все досталось ее сестрам. И ничего, живет себе нормально.

– Солнышко, Ларисину жизнь нормальной не назовешь, как и ее саму…

– Но ее растили не мы с тобой. Мы свою обычную девочку вырастим и поможем ей устроиться в жизни. Ну подумаешь, не блистательная судьба между двумя мирами… И без этого можно жить счастливо, ведь так?

Сначала Люська разозлилась – значит, мама считает, что блистательная судьба не для нее? Но потом раздался звук поцелуя. Ох уж эти родители! Люська смутилась. Чтобы ее не заметили, она прижалась к стене и почувствовала, что сделала это не просто так, а по-особому В следующую секунду девочка поняла, что стоит в другой комнате. Не в соседней, Митькиной, а в своей собственной, на другом конце коридора.

А потом мама разговаривала внизу с новой соседкой, с которой, оказалось, была давно знакома.

Женщины стояли возле покосившейся открытой калитки домика напротив. Новоприбывшая была выше, чем мама, и так ослепительно красива, что Люська смотрела во все глаза, будто торопилась насмотреться. Через открытое окно их было хорошо слышно. И видно, как в соседском саду кубарем катались брат, превратившийся в белого волчонка, и кто-то, похожий на крупную мохнатую дворнягу. Люська сразу поняла, что это был точно такой же волчонок, только серый. Оборотень. Люське стало ужасно обидно. Теперь и брату не будет до нее дела.

Она решительно затопала вниз и вышла из сада.

У соседки были немыслимой красоты руки, а ногти выкрашены в удивительный – нежно-бирюзовый – цвет. Девочка дернула говорившую за палец. Та удивленно посмотрела вниз.

– Привет, – сказала она, – а ты еще кто?

– Это моя младшая, – сказала мама, как будто извиняясь, – Людмила.

Соседка присела на корточки, заглянула Люське в глаза своими, чуть насмешливыми, сиреневато-голубыми, огромными, как озера, глазами. Погладила малявку по льняной макушке.

– Ну здравствуй, Людмила, а я тетя Арина. А вон там с твоим братом играет Карина, моя дочка. Будете подружками… наверное. – И, быстро распрямившись, снова обратилась к маме: – Тоже волчонок?

Нет, не волчонок, и что теперь? Но грубо отвечать взрослым Люська, конечно, не стала.

– Меня зовут Люсия, – стараясь не зареветь, сказала она, – и я умею проходить через стены.

– Серьезно? – Тетя Арина вскинула голову, поглядела на маму.

Та покачала головой.

– Нет, Люся, к сожалению, обычная девочка, просто играет так, – грустно и как бы извиняясь, ответила мама.

– А-а, тогда ладно, – теряя всякий интерес к обычной девочке, сказала Арина. И отряхнула руки.

В пять лет Люся не поняла смысла этого жеста, просто запомнила и почувствовала, что в нем было что-то не так. Много позже, повзрослев, она научилась понимать, какие чувства люди выражают теми или иными движениями. И, вспоминая Арину, не раз сжималась от чувства унижения. Погладив ее по голове, Арина отряхнула руки. Будто у нее голова грязная. А мама ничего не сказала, не заступилась за дочку.

В тот день пятилетняя Люська поняла еще кое-что. Теперь ее зовут Люсия, и к своей великой судьбе ей придется идти в одиночку. Она одна.

Подросла – только укрепилась в этой мысли. Таинственная, мудрая и могучая, она должна быть одинокой, пока не встретит красивого наследника – королевской династии, конечно.

Когда Каринкиной мамы не стало, первоклассница Люсия обрадовалась – так тебе, гадина, отряхивай теперь руки сколько влезет, со всеми врагами будет так же.

А жизнь текла своим чередом. Родители, словно чувствуя свою вину перед дочкой, ни в чем ей не отказывали – наряды, куклы, занятия, поездки на море с мамой (Митьку папа возил только к бабушке в Вильнюс!). Ясное дело – заглаживают свою вину. Ну, пусть получше стараются.