Антон Демченко - Юнец Торгового Флота

— Какую? — Остановившись у полюбившегося мне искусственного пруда, я покосился на своего спутника. Уж больно странным тоном он произнёся эти слова.

— Почему, когда мы говорили о расследовании взрыва складов, уже неоднократно, заметь, ни ты, ни Хельга ни разу не упомянули о том, как она узнала о случившемся?

Я недоумённо посмотрел в абсолютно безмятежное лицо Гюрятинича.

— Разве? Я думал, сестрица рассказала… — Вырвалось у меня.

— Понятно. А она, очевидно, думала, что ты мне об этом рассказал. — Всё с тем же спокойным выражением лица, покивал Владимир Игоревич. Вот только… М — м, не нравится мне это… спокойствие, да.

— А это так важно? — Пожал я плечами.

— Может быть. — Откликнулся мой собеседник, но заметив искреннее непонимание написанное на моём лице, пустился в рассуждения. — Видишь ли, здесь возможны два варианта. Первый, это так называемая «визитная карточка». Подобным образом поступали некоторые семьи, объявляя торговую войну своим недругам. Уничтожить склад будущего противника и передать ему, обязательно первыми, свои соболезнования по этому поводу. Этакое предупреждение об открытии боевых действий. Вариант второй, который я, как и Никанор, кстати, считаем менее реальным, это подделка твоих пресловутых германцев под ту же самую «визитную карточку».

— А почему этот вариант менее реален? — Удивился я.

— Потому что мы оба попросту не верим в присутствие боевиков германской разведки в Новгороде. — Как маленькому объяснил Гюрятинич.

— Но почему?!

— Кирилл, как ты думаешь, кто больше знает о Новгороде, полицмейстер с его вездесущими околоточными и их осведомителями или глава конфедеративного ведомства занимающегося внешней разведкой, по всем законам не имеющий даже права вести какую‑либо деятельность на территории Конфедерации?

— Думаю, полицмейстер.

— Так вот, полицмейстером Новгорода, чтоб ты знал, является мой младший брат Никанор Игоревич Гюрятинич, и он клятвенно меня заверил, что за последние полгода в городе и его окрестностях не происходило ничего необычного . Не было здесь никакой странной возни. Хотя, если бы шла борьба агентур, какие‑то моменты, хоть краешком да должны были всплыть. Намёки, нестыковки, слухи… хоть что‑то. Но ничего не было. Понимаешь?

— Понимаю. Несдинич вешал нам с дядькой Мироном лапшу на уши, да? — Тихо вздохнув, произнёс я.

— Ну, может быть он и не врал, всё же декларируемый запрет на ведение оперативной работы на своей территории и отсутствие людей для такой работы, вещи разные. Равно, как не будет отрицать и присутствие чужих агентов в Новгородской республики. Но краски он сгустил основательно. Одно дело, собирающие информацию агенты, их полиция может и не заметить, не её профиль. Но пропустить группу подготовленных боевиков? Люди Никанора не могут позволить себе такой промах. Времена бомбистов хоть и миновали, но свой след в подготовке полиции оставили, и поверь, она не растеряла приобретённые ухватки. Да и «соловьи» накрепко приучены «петь» необмундированным о любых подозрительных группах незнакомых людей, появляющихся в городе. Мера, конечно, направлена не против гипотетических боевых групп иностранных разведок, но и они будут выделяться на местном фоне, как «кит» на фоне «селёдок», так что незамеченными не останутся.

— Соловьи?

— Осведомители. — Пояснил Владимир Игоревич. — Жители городского дна. Всё слышат, всё видят, всё замечают. Необходимая привычка, вырабатываемая условиями их жизни, питаемая мелкими поблажками городовых, чередуемыми с облавами… поверь, при таких условиях, эти «агенты» всегда держат глаза и уши открытыми, и обстоятельно докладывают людям моего брата обо всём увиденном или услышанном.

— Стоп. Но если Несдинич не имеет права действовать на территории Конфедерации, то дядька Мирон должен был об этом знать, разве нет? — Честно говоря, за этот хилый фактик я ухватился, как утопающий за соломинку.

— Откуда бы ему это знать, если запрет был введён восемь лет назад, фактически, сразу после раздела разведывательного и контрразведывательного корпусов? В то время, Мирон Куприянович, вообще‑то, жил в хорошо знакомом тебе городе и знать не знал о том, что происходит в ведомстве Несдинича. — Улыбнулся Гюрятинич. — Да и газетах об этом не писали.

— Значит, вы не верите в «германскую» версию? — Подытожил я.

— Скажем так, не считаю приоритетной. — Поправил меня Владимир Игоревич. — Идея объявления «войны», кажется мне более правдоподобной. Попробуй припомнить, кому ты успел оттоптать мозоли. Может, какому‑то новгородскому заводчику, специализирующемуся на выделке арт — приборов?

— Да нет, вроде бы, ничего такого… Продукция нашей мастерской, в большинстве своём вообще не имеет аналогов на рынке. Так что, ничью нишу мы не занимали. — Пожал я плечами. — Да и объём нашего производства не так уж велик, чтобы считать мастерские Завидичей конкурентами другим артефактным производствам.

— Ну — ну… — Гюрятинич кивнул.

— А может поступить проще? — Предложил я. — Тряхнуть тех купцов, что отказались от контрактов с нами, и всё?

— Кирилл, мы не бандиты, чтобы заниматься подобным. — Вздохнул Владимир Игоревич. — А уж Никанору, как новгородскому полицмейстеру, и вовсе не пристало пытать свидетелей. Он, вообще‑то, на должность поставлен, чтобы покой людей охранять, а не страх на них наводить.

— Но ведь они наверняка что‑то знают! — Это уже был крик души. Я и сам понимал, что давить на так подставивших меня купцов, не выход, но складывающаяся ситуация просто бесила!

— Угомонись, Кирилл. — Усмехнулся Гюрятинич. — Трясти их, разумеется, нельзя. Пытать тоже. Но расспрашивать‑то никто не мешает, верно? Особенно, если действовать аккуратно.

— Я пробовал. — Сник я. — Не вышло. И аккуратно… и вообще…

— О да, наслышан о твоём походе священной ярости. — Уже чуть не в открытую смеялся мой собеседник. — Полгорода шепчется о Завидичах, восстанавливающих традиции ушедшей эпохи!

— Да ну… бред. — Опешил я.

— Расспроси сестёр Осининых. — Лукаво предложил он. — Большую часть слухов, если я не ошибаюсь, как раз они и запустили.

— Убью вертихвосток. — Простонал я, представив, что именно могли наплести острые язычки богатых на фантазии Мишкиных кузин.

— Лучше, скажи им «спасибо». — Неожиданно посерьёзнев, посоветовал Гюрятинич. — Такая репутация дорогого стоит. Традиции в нашем кругу ценят и мнение общества тут играет не последнюю роль. А уж для оскудевшей фамилии только — только вынырнувшей из небытия…

— Может, мне им ещё и торт подарить? — Нахмурился я. Опять начавшие вылезать изо всех щелей, боярские заморочки не прибавили хорошего настроения.