Юрий Мещанов - Вольница обречённых (СИ)

-- Зачем?! - закричал Лютогост. - Его должен был убить я! Он мой!

Оглядевшись вокруг, Лютогост осёкся. Нельзя вести себя как истеричка, когда за тобой наблюдают сотни бойцов и десятки офицеров. Но боль из-за унижения, была ужасной. Родной брат Всеслав, с которым они прошли столько сражений и походов унизил его на глазах чуть ли не всей армии, не дав отомстить за жену и сыновей. Лютогост подошёл к Корнилу, который лёжа в песке, пыхтел и охал, пытаясь вынуть из пробитого бока дротик. Брат державного князя занёс над ним саблю и остановился. Потом с гневом отшвырнул её в сторону. Убивать раненого он не станет, даже такую мразь.

Корнилу Шахову остановили кровотечение и подвесили на верёвках над северными воротами резиденции. Там он висел целых два дня, пока не умер в мучениях. Труп его так и оставили украшением для ворот, устроив пир для воронов.

***

-- Я Мирину не любила никогда, - сказала Агата, когда Всеслав закончил свой долгий рассказ о походе в Крайнесточье. - Она ведь просто использовала меня в своих интригах против Деяна. Но всё равно жутко. Даже жаль её немного, ужасная смерть. Но зато ты победил теперь окончательно. Но я так и не поняла, зачем ты в Шахова дротик кидал?

-- Не мог позволить, чтобы он убил Лютогоста, а всё к этому и шло. Откуда мне было знать, что брат вывернется и встанет на ноги, он ведь лежал. Тссс... Спи, малыш, спи, - Всеслав качал на руках своего маленького сына.

-- Ой, вот этот Шахов ужасный тип. Он ведь поначалу кое мне пытался подступиться, хотел, чтобы я стала его любовницей. Но я его отвергла, тогда он Элли соблазнил. Бедная Элли! И Веру жало очень. Я ведь с ними дружила, особенно с Верой. Хорошо, что он умер, надеюсь долго мучился. А Лютогост с тобой так и не разговаривает?

-- Неа...

-- Но как же он конницей командует, если не говорит с тобой?

-- По службе общается, а так стороной держится. Он ведь хотел сам убить Шахова, а выходит, что я помешал.

-- Понятно, жаль, что так... Надеюсь вы скоро помиритесь. Хорошо, что война закончилась. Давай его мне, я отнесу в колыбель. Смотри как заснул быстро на твоих руках! И не плакал даже, почувствовал папу.

-- Война не закончилась ещё, - ответил Всеслав, передавая Агате сына. - Ещё со сваяльцами будем зимой сражаться.

Агата уложила сына и вернулась к любовнику. Обняла его, положив голову ему на грудь. Он наслаждался ароматом её волос.

-- Когда же теперь в поход? Месяца через два?

-- Примерно.

-- Тогда пойдём в спальню. Я так соскучилась по тебе!

-- Слушай, Агата, я тут подумал. Перевезу ка я тебя в Древгород! Будем чаще видеться. И не надо будет ехать несколько часов до тебя, ещё по грязи по такой. Поселю тебя в тереме своего дяди Николая, он всё равно пустует.

-- А как же твоя жена? Ей точно не понравится такое. А гвардейцы? Ты говорил, что они вообще тебе угрожали в том числе из-за меня.

-- Жена... Зима и так про тебя знает. А насчёт гвардейцев не волнуйся, не так долго им осталось!

***

Зима Строгова оглядела сидящих за столом мужчин. Лютогост, Волк Озеров, Харитон Волков, самые ближайшие и надёжные помощники её мужа. Она сама пригласила их. Четыре дня назад Всеслав привёз в Древгород свою беззаконницу Агату Михайлову и сына, которого та прижила от него. Поселил их в тереме, в котором проживал когда-то казнённый за предательство Николай Строгов. Зима и глазом не повела, делая вид, что ей наплевать. Но это было не так. Этот поступок Всеслава был очень странным. А что если он решил развестись с Зимой и жениться на этой Агате? Сделать наследником своего сына от неё? Этого допустить нельзя. Такой опрометчивый поступок может сломать только что устоявшуюся систему управления Рустовесского государства, которое ещё не оправилось после многолетней междоусобной войны. Не говоря уже о том, что Зима не могла допустить, чтобы её дети лишились всего. А значит, ей нужны союзники из самого ближайшего окружения Всеслава. По сравнению с теми временами, когда Зима только прибыла в Древгород, теперь она очень хорошо разбиралась и в политике и в людях. Все собравшиеся были так или иначе недовольны её мужем. Всех он чем-то обидел. И все они были его самыми ближайшими полководцами. Зима Строгова сама налила каждому из гостей пиво, себе же взяв чашу с клюквенной водой.

-- Спасибо за угощение, госпожа, - поблагодарил её Волк Озеров. - Но ты ведь вряд ли пригласила нас просто, чтобы попотчевать пивом.

-- Конечно, я звала вас не за этим, - улыбнулась Зима. - Мне нужны друзья. Надёжные друзья, - подчеркнула она. - И я хочу поговорить с вами, чтобы понять, можем ли мы доверять друг другу. Возможно ли мне, скромной женщине, рассчитывать на дружбу и поддержку столь могучих и прославленных мужей.

Усмирение лешего

Готовясь к походу, Харитон Волков часто смотрел на карту сваяльских земель. Точнее, картой это было назвать сложно. Просто северо-западная часть Густошумья, на которой было подписано название племенного союза, обозначены верховья реки Рустовесь и границы Хладоручья и Солоплажа. Точной карты владений самого воинственного племенного союза ни у кого не было. Сваяльцы ревниво охраняли свои родные леса от внимания предельных и державных властей, не допуская визитов чужаков. По правде говоря, к ним никто и не стремился пробраться. Слишком это было опасно, так как путь в одиночку означал смерть, а путь большим отрядом войну.

Только оказавшись в землях сваяльцев, Харитон Волков понял, что скрывает бумага, на которой были обозначены земли сыновей лешего. Леса. Дремучие заснеженные леса и промёрзшие, наверное, до самого дна болота. Никаких дорог там не было, только тропы. Звериные и людские тропы, посреди бескрайних хвойных лесов. На карте все эти края можно было накрыть ладонью. На месте они казались настолько громадными, что в них бесследно исчезало многотысячное войско. Что уж говорить об одном человеке, когда он глядя на исполинские двухсотлетние ели понимал, насколько временным гостем является в этой жизни.

Жителя Рустовесского государства было сложно удивить стоящими непроходимой стеной большими деревьями, его родина была практически вся покрыта густыми лесами. Но леса сваяльцев были какими-то особенными. Таили они в себе какую-то страшную загадку, заставлявшую чувствовать необъяснимый ужас, поселившийся в душе с того момента, как рать переступила порог сваяльских владений. Это было не просто ощущение угрозы, которую несли летучие отряды врага, нападавшие на ратников из засад. То был именно ужас перед кем-то, кто незримо хозяйничал тут. Недовольный незваными гостями, он поселил в каждом из них страх, который то разгорался до панического ужаса, то отступал, будучи слабо заметен, но никогда не исчезал полностью, досаждая как вцепившийся в тело клещ-кровосос.