Павел Корнев - Спящий

Никаких чертей с котлами, просто летящая в черную дыру душа натыкается на старые воспоминания и рвется об острые грани обид и разочарований на куски. Вновь срастается, но лишь затем, чтобы со всего маху врезаться в очередную измену или предательство. И так – без конца.

Холод засыпанного льдом подвала, тусклый огонек керосиновой лампы, стальной отблеск разделочного ножа – тщательно забытое воспоминание только начало затягивать и поглощать мой разум, как некая сила призрачным гарпуном вонзилась в душу и стремительным рывком забросила ее обратно в тело.

Я скорчился, закашлялся, задышал.

Выругался.

Воскрес.

Не в состоянии поверить в свершившееся чудо, я рывком разодрал на груди сорочку и охнул от изумления, не увидев ни открытых ран, ни даже старых шрамов. Более того – исчезли даже татуировки. Я стал тем человеком, которым родился, и объяснение у этого могло быть только одно.

– Лилиана! – прошептал я, уловив мягкую поддержку чужой веры.

Это не могло спасти от банального удара ножом или пули в затылок, но подруга верила, и ее искренняя вера сумела подменить оставивший меня талант.

Шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, я добрел до первой зеркальной вставки, рядом с которой валялась сброшенная суккубом одежда, и уставился на свое новое отражение со спокойными серыми глазами и округлившимся лицом, уже не столь резким и рубленым, как раньше.

Я стал именно таким, каким представлялся Лили. Немного изменился, зато вновь был живым. И вполне мог оставить все как есть, потихоньку ускользнуть из дворца, уехать в Швейцарию и никогда не жалеть о своем выборе.

Более того, именно так мне и следовало поступить.

Лилиана подарила шанс начать все сначала, и было бы черной неблагодарностью этой возможностью не воспользоваться.

Стать обычным человеком и не чувствовать чужих страхов, не прикасаться к ним и не оживлять. Использовать воображение лишь при чтении книг. Жениться, завести детей, прожить с любимой женой тихую спокойную жизнь рантье и умереть с ней в один день.

Я должен был принять дар Лилианы, но принять его не мог.

Ведь я больше не слышал стука своего второго сердца и потому был обречен до конца дней видеть в полных безнадежной тоски снах мертвого ангела, зависшего в черной пустыне космоса. И каждую ночь умирать вместе с ним посреди этой беспредельной пустоты.

Каждую клятую ночь…

Такого я для себя не хотел.

Впрочем, кого я пытаюсь обмануть?

На самом деле мне до скрежета зубовного хотелось расквитаться с суккубом!

Действовать заставила именно жажда мести; стремление избавить империю от власти кровожадного монстра, способного переплюнуть в своих безумствах Калигулу и Нерона вместе взятых, стало лишь оправданием собственного безрассудства.

Я вернулся в гостиную при апартаментах наследницы престола, поднял с пола оставленный там лейтенантом Грейсом линемет и воровато заглянул в покои с вынесенной наружу стеной.

Суккуб стояла там, вся в клубах призрачного дыма, которым окутывали обнаженную девичью фигуру остатки не до конца сгоревшей потусторонней силы. Елизавета-Мария жадно впитывала эти крупицы, и вокруг ее головы медленно, но верно разгоралось мрачное сияние черного нимба падшего.

А потом суккуб вдруг вскинула руки над головой и яростно прокричала, потрясая сухонькими кулачками:

– Я на вершине мира! Навсегда!

И тогда я поймал на прицел девичью спину и утопил гашетку пневматического метателя. Хлопнуло, катушка с визгом закрутилась, разматывая шнур, и неуловимое мгновение спустя двузубая острога пробила суккуба насквозь и вышла из ее груди двумя окровавленными остриями.

Елизавета-Мария устояла на ногах и судорожно вцепилась руками в стальные зубья, силясь вытолкнуть их из себя, и тотчас затрещали всполохи разрядов. Электричество принялось корежить суккуба, меняя ее тело и возвращая ему первозданный вид, но превращение нескладной наследницы престола в соблазнительное создание с высокой грудью, осиной талией и длинными ногами оказалось вовсе не последней метаморфозой. Вскоре бледная кожа суккуба покрылась скользкой чешуей, изо рта показались острые клыки, спина выгнулась отвратительным горбом с двумя длинными шрамами, словно оставшимися от потерянных крыльев.

Демоническая тварь развернулась и пошатнулась, каким-то чудом устояла на ногах и двинулась ко мне, горя желанием разорвать в клочья. Электрическая банка в рюкзаке уже вовсю искрила и дымилась, поэтому я выбросил линемет и отступил, лихорадочно озираясь в поисках оружия, но тут электрический ток наконец превозмог волю суккуба. Безобразное тело повалилось на пол и задергалось в безостановочных конвульсиях.

Электричество сильнее магии, все верно.

– Стоило поступить так с самого начала, – хрипло выдохнул я, поднял с ковра кухонный нож и, встав над обездвиженным суккубом, криво усмехнулся. – Впрочем, некоторые вещи лучше сделать поздно, чем никогда…

Четверть часа спустя я покинул дворец, весь перепачканный с ног до головы липкой мерзкой кровью и со стеклянной банкой под мышкой; в бывшем вместилище листьев коки размеренно подрагивал мускулистый комок демонического сердца, и забрал я его с собой вовсе не из желания употребить в пищу – просто слишком опасно было оставлять вместилище темной силы у распотрошенного тела суккуба.

Дневной свет показался неожиданно резким и ярким, нестерпимо заломило глаза. Пришлось выудить из кармана распахнутой на груди сорочки темные очки с треснувшими линзами и нацепить их на нос.

Мои глаза больше не были серыми, талант сиятельного вернулся после смерти суккуба, и вместе с его возвращением стало прежним и тело.

Вновь проявились шрамы, татуировки, болячки.

Но я ни о чем не жалел.

Проклятье! Да я был просто счастлив!

Я снова стал самим собой!

Послышался звонкий стук железных набоек по камням, я обернулся и увидел, как лепрекон в смятом гармошкой цилиндре, грязно-зеленом камзоле и ботинках с обрезанными носками прыгает с одного гранитного квадрата площади на другой.

– Главное – не наступать на линии! – крикнул он мне, продолжая свою нехитрую игру. – Запомни, малыш! Наступишь – придется жениться на ведьме!

Я только покачал головой и зашагал прочь. И даже не обернулся, когда стук набоек за спиной вдруг оборвался и раздалось досадливое: «Драть!»

В небе над пеленой облаков медленно разгоралось сияние второго солнца, и одновременно в голове все сильнее звучали резкие отзвуки чужого сердца, потому я не собирался задерживаться в Новом Вавилоне ни на час, ни на минуту дольше необходимого. Мне вовсе не хотелось выяснять, намеревается ее ангельское величество королева-императрица Анна начать свое правление с воздаяния отступникам за их прегрешения или обуздает свой праведный гнев и не станет направо и налево превращать подданных в соляные столбы.