Джулиан Мэй - Узурпатор

– Меня зовут Ватанабе. – Ответ Йоша был почти заглушен очередным напевным завыванием здоровенного фирвулага:

– Вааааф-на!

– Вафна! Вафна! Вафна! Вафна! – скандировали завсегдатаи, стуча по столам кубками, рукоятками ножей, кулаками. Ритм ударов подхватили невидимые барабаны. Внезапно послышалось шипение, раздался громкий хлопок, и зал озарился вспышкой света. Таверна затряслась от рукоплесканий.

Какой-то инструмент, напоминающий пианино, выдал энергичный пассаж в басовом регистре, и на залитую пламенеющим светом площадку, игриво вскидывая ноги, выскочили пять маленьких фирвулажек. Они запели зазывные, дразнящие куплеты на языке экзотиков, а мужская половина посетителей таверны вторила им густыми подвывающими голосами. На дамочках были широкие юбки, их шляпки, корсажи и отвороты алых башмачков были щедро украшены драгоценными камнями. Драгоценности поблескивали гипнотическим светом, а когда танцовщицы стали кружиться, все ускоряя и ускоряя темп, зал, казалось, наполнился крошечными вращающимися огоньками.

Йош силился проникнуть взглядом сквозь красный сумрак. Неужели это и в самом деле женщины?..

Пение становилось все более разнузданным. Зазывные куплеты танцовщиц и рев мужчин-фирвулагов слились воедино, и эротические токи, наполнившие атмосферу зала, стали почти осязаемыми. Вот прозвучала короткая музыкальная фраза, и женщины, словно по команде, одна за другой поднялись в воздух. Когда они взлетели, их наряды растворились как дым, а сами они, словно гладкотелые нимфы с пылающими волосами, забились в корчах внутри раскаленной цветовой преисподней. Ударные инструменты взорвались грохотом и звоном, а разноголосый хор раскатился рокочущим крещендо. И раскаленные добела тела женщин распались. Звуки стихли, растаяв в истоме и печали по просыпавшимся на землю ярким уголькам.

Освещение в зале медленно померкло. Потом материализовалась одинокая и зыбкая женская фигура с колышущимися лентами тумана, прикрывающими грудь и бедра. Женщина спела короткую лирическую песню, от искренности и печали которой, защемило сердце. Одновременно с замирающим звуком последней ноты погас и розовый свет.

Наступила тишина. Затем экзотики все как один повскакали с мест и проревели последнее оглушительное «вафна!».

– Господи, – вырвалось у Йоша.

По лбу юнца струились капельки пота.

– Фууу!

Голошеий человек с грубыми чертами лица, которого назвали Вилкасом, опорожнил свою кружку, грохнул ею о стол и выругался, помянув танусскую богиню.

– Классную они тут вам заманилку устроили, да? Балдеж, да и только… Ладно, салаги, ловите кайф да кусайте локти. Потому как ничего больше вам не обломится. Ни вам, ни этим убогим. – Широким жестом он обвел скопище завсегдатаев таверны: сидя с затуманенными взорами, с широкими блаженными улыбками, те медленно отходили от чар танцовщиц. – Чертовы фирвулажьи шлюхи! Пока ихние мужики на них не женятся, они делают это только дистанционно. А вот у нас, людей, не та частота, так что нам вообще ничего не перепадает, да и они знают, что мы ни в жисть их не снасильничаем из-за их проклятых зубов. Так что эти сраные мандищи просто смеются над нами! Знают, что у первобытных вряд ли когда бывают женщины-фирвулажки.

– Из-за зубов? – безучастно спросил Йош. – Мне никогда не случалось оказаться настолько близко к женщине-фирвулажке, чтобы можно было заглянуть ей в рот. А что у них такое особенное с зубами?

Санни Джим сконфуженно смотрел в сторону.

Вилкас рассмеялся невеселым лающим смехом.

– Да не те это зубы, узкоглазый. – Секунду он смотрел на Йоша многозначительным взглядом, а потом прошептал: – Другие зубы. Там, внизу.

– А-а. – Ронин равнодушно улыбнулся. – Представляю, как это должно мешать. Ты не похож на тех, кто умеет просить вежливо. Да и на тех, кому предлагают бесплатно попробовать товар, тоже не похож.

Возле локтя Йоша возник официант и принялся разгружать поднос. Здесь было блюдо больших поджаренных ребрышек, политых острым соусом, миска чего-то, пахнущего как тушеное мясо устриц, каравай хлеба пурпурного цвета и невообразимых размеров кружка пива. Как последний штрих официант поставил на стол блюдце крошечных грибов с ярко-красными в белую крапинку шляпками.

Йош протянул руку:

– А это что? Закуска?

Волосатая рука сжала его запястье.

– Поосторожнее с этими хуби, узкоглазый. Фирвулаги их страсть как любят, но человек от них отправляется к праотцам быстрее, чем от метилового спирта. – Вилкас нарочито медленно разжал пальцы. – Неужели ты такой простак, что готов клевать на дешевые наколки с грибами? – Он хмуро глянул на официанта. – Еще пива, черт возьми!

Санни Джим отважился на примирительную улыбку.

– Да ладно тебе, Вилкас. И чего ты развонялся? – Взгляд юнца обратился на Йоша. – Вилкас ничего плохого в виду не имел. Просто запьянел чуть – слишком много выдул гадского пива. В последние месяцы ему туго пришлось. Он была Бураске, когда ревуны разнесли город на куски, а перед тем…

– Заткнись, Джим, – прервал его Вилкас. Ему принесли еще пива, и он, ни разу не оторвавшись, осушил литровую кружку.

Йош бесстрастно разглядывал Вилкаса.

– Кампай! – сказал он и сделал глоток пенистого напитка. – Да, Бураск… А мне вот не повезло, эту потеху я пропустил. Но примерно неделю спустя я натолкнулся на группу тану, спасающихся бегством из города. – Йош взял ложку и приступил к отменным на вкус тушеным устрицам.

Джим вытаращил глаза.

– Да ни хрена ж себе, парень! И что произошло?

– Их боевые ментальные функции были ослаблены. Двоих я обезглавил, а остальные разбежались. К несчастью, золотые торквесы поверженных оказались попорчены моим мечом. Но за мои труды мне все-таки достался отличный халик.

– Повезло выродку, – пробормотал Вилкас, сдувая пену. – Повезло козлу узкоглазому. А вот как мне повезло, хочешь знать?

Джим поспешил в самом начале прервать рассказ, явно слышанный им уже неоднократно:

– И теперь ты держишь путь в Горию, да? – Йош кивнул, и Джим воскликнул: – Ха! И мы тоже туда! Как прошел слушок, что тот человек, который королем хочет стать, раздает золотые ошейники, так я чего, сразу оторвал задницу и давай выбираться из родимого болота! Ну и старина Вилкас вот… Да после Бураска его и уговаривать особо не пришлось.

– А до того была Финия! – закричал человек, одетый в куртку серого кавалериста. – Когда эти гребаные первобытные шею мне оголили, я сбежал от них, а тану в Бураске обошлись со мной как с изменником! Нигде мне не везет. Ни тут, ни раньше, в Галактическом Содружестве. Литовцы – они уже родятся законченными неудачниками. Нам даже собственной планеты не дали! Вот анафема – даже у каких-то долбаных албанцев планета есть, а у нас нету. Знаешь, что нам, литовцам, сказали в этом распрекрасножопом Консилиуме? Давайте, говорят, колонизируйте новые миры! Вам, говорят, этнического динамизма не хватает! Вот же твою в бога душу мать… Так что нам разрешили только поделить одну планету с кучей вшивых латышей, костариканцев и каких-то там инопланетян! – Вилкас, давясь, заглотил последнюю порцию пива и повалился головой на замызганную столешницу. – Янки, сволочи, двенадцать планет имеют. Япошки, сволочи, – девять. А для бедных литовцев ни одной не нашлось. – Он начал всхлипывать.