Сергей Фомичев - Пророчество Предславы

— Не то говоришь ты, — вмешался купец, что сетовал на закрытие торга. — Не Жизни Древо он ищет, а Древо Смерти. А как найдёт, так и срубит. Тут и конец наступит всему сущему. Думаешь, с чего такая бодяга на Пскове поднялась? Бесы, туман… чуют, гады, что царство их близится…

— Вы оба не правы, — заявил третий собеседник. — Вовсе не Древо он искал, а Деву. Деву Смерти. А нашёл он её вчера, возле Торга. И с владыкой из-за неё же поспорил. Не поделили они Деву прелестную меж собой. Там многие наши были — спросите кого хотите — подтвердят. А что он с той Девой сделает, про то разговор особый…

При этих словах к новому рассказчику обратили слух ещё больше посетителей «Оленя».

— Я понял, зачем ты всё это затеял, — рассмеялся Борис, когда они покинули харчевню. — Тебе просто доставляет удовольствие слушать небылицы, что рассказывают про тебя. Я угадал?

— Не без этого, — хитро улыбнулся Сокол. — Не без этого. Но ты всё же помни, что я тебе говорил. Не пренебрегай, слушай людей простых.

Пока Сокол с Борисом изучали город необычным чародейским способом, Калика с остальными отправился на вече.

Народ собрался на площади, возле Троицкого храма. Сход этот, за последние семь дней, был далеко не первым. И хотя людям уже изрядно наскучила пустая говорильня, прослышав про прибытие новгородского владыки, многие вновь потянулись к Троице. Собрались мужики почитай со всех городов, да и слободских пришло немало, и даже запсковские появились. Бабы тоже решили послушать — дело ранее невиданное. Баб, однако, никто не гнал, не до них было. Много пришло в этот раз и мудрых старцев. Для них полукругом поставили деревянные лавки.

Когда подошёл Калика, собрание уже кипело.

Псковское правительство, именуемое Тайной Господой, что собиралось обычно в притворе храма, как здесь говорили, «на сенях», теперь отсутствовало. Потому власть на вече взял простой люд.

Ремесленники и торговцы поочередно забирались на Степень — место для выступающих — и говорили. Застенские крыли господ, посадские застенских, слободские посадских. Ремесленники ругали купцов, крестьяне ремесленников, и те и другие бояр, ну и так далее в том же духе. Так продолжалось довольно долго, пока слово не попросил архиепископ.

Многие псковичи не забывали еще вражды со «старшим братом» и к новгородцам относились насторожено. Однако Калику позвали сами. Потому слово дали без возражений.

Василий долго не говорил. Сказал, что порядка в городе нет; что покойники лежат не прибранные, не отпетые; что ворота посадские остались без охраны; что бояре город бросили; что бесы бродят, что туман ползет; что так дальше продолжаться не может, и порядок нужно восстановить.

Уставший от бесовщины народ согласился.

Калика обещал провести крестный ход, службу в Троице и заняться наведением порядка — заставить пошевелиться дружину и оставшихся бояр, поднять посадское ополчение, пристроить к делу клир, ну и так далее, и тому подобное…

В его поддержку высказались воевода с Данилой и множество других, не знакомых Василию людей. Дальше пошло как по маслу. Старцы потуги владыки одобрили. Вече дало ему полномочия для наведения порядка. Городской писец тут же перенёс решение на дорогой пергамент. Городской печатник прошил свиток шнуром, приложил государственную печать. Городской ларник грамоту с печатью положил принародно в ларь — к прочим государственным договорам. Можно считать, что это дельце Василий провернул быстро, а главное на удивление бескровно.

После обеда Сокол отозвал Калику в сторону на разговор.

— Через три дня полнолуние, — сказал он. — Следует ожидать неприятностей. О том мои друзья особо предупреждали.

Василий задумался, а чародей продолжил:

— Пойду на охоту нынче ночью. Надо бы поглядеть, что за бесы такие. Поймать одного попробовать. Выяснить всё. Без этого ничего не сделаем здесь.

— С тобой пойду, — подумав, сказал Калика.

После всех иных приготовлений оставшееся до ночи время Сокол провёл в комнате один на один со своим мечом. Как всякий уважающий себя чародей, он держал отдельный меч для людей и особый для нечисти.

Клинок лежал перед ним без ножен, тускло поблёскивая металлом.

Невежественный народ болтает, будто на потустороннюю силу непременно идут с серебряным оружием. Дескать, всякая нежить серебра боится хуже символа веры. Ерунда это. Серебряным мечом особо не намашешься — тяжело, да и не крепок такой клинок. Поэтому, меч у Сокола был харлужный. Серебро на нём, конечно, присутствовало, но только в узорах и заклинательных надписях.

Он сам составлял заклятья, собственноручно делал насечку и забивал в неё серебряную проволоку. И меч ещё ни разу не подвел чародея. Даже когда довелось поспорить с богами.

Водя шершавой ладонью по клинку, Сокол еле слышно шептал заговор. Он не сомневался — меч выручит и на этот раз, но лишнее заклятье никогда не помешает.

Чародей опоясался мечом, а священник, читая молитву, бережно достал из поклажи посох. Посох выглядел очень древним. Дерево от времени потемнело, покрылось мелкими трещинами. Сокол с любопытством посмотрел на орудие архиепископа и тот, поймав его взгляд, объяснил:

— С посохом сим странствовал по земле нашей сам Всехвальный Апостол Андрей Первозванный, сея слово и правду божьи. Священная эта реликвия лишь недавно обретена была в Грузино.

— Так уж и сам апостол? — усмехнулся чародей.

— А, что тебе говорить, колдуну поганому, — махнул рукой Василий.

— Ладно, не обижайся. Не прав я. Случайно с языка сорвалось.

— С твоего языка ничего случайно не срывается, — проворчал Калика. — Ладно, пойдем уж.

Внизу их перехватил Борис.

— Ты вот что, князь, — сказал ему Сокол. — Сиди лучше здесь и из комнаты не высовывайся. Храбростью тут ничего не сделаешь. У нас же есть, чем сразиться и с нечистью.

— Мало ли, вдруг помощь какая потребуется, — возразил Борис. — Нечисть нечистью, а бывает и тати под шумок шастают, дома брошенные потрошат, людей режут.

— Нет! — отрезал чародей. — Не сегодня. Надобно нам самим сперва разобраться, что это такое.

— Навоюешься ещё, — с улыбкой добавил Калика.

Борис уныло отправился за стол ужинать по второму кругу — поспать ему всё равно не светит: как тут заснёшь, когда старшие товарищи на опасное дело пошли, а в трапезе он никогда себе не отказывал. К тому же случись чего, он всегда успеет прийти на помощь.

Товарищи вышли за дверь, вызвав изумление как корчмаря, так и всех постояльцев. «Вот два старых дурня, что удумали» — пронеслась у многих одинаковая мысль. Хозяин не осмелился ни возразить, ни спросить о причине безрассудной ночной вылазке, но бросился запирать за ушедшими дверь.