Сергей Фомичев - Пророчество Предславы

— А монахи? — спросил Сокол.

— Эти могут, — уважительно протянул Рыжий. — В прошлый-то раз еле ноги от них унёс.

Повесив одежду над очагом, четверо товарищей уселись за свободным столом. Борис тут же принялся рассматривать корчемницу, а владычный скоморох, сев поближе к огню, задремал.

Со своей половины вышла Мария. Увидев Рыжего, она улыбнулась, поздоровалась с давним приятелем, кивнула его товарищам. Затем принесла четыре кувшина с пивом.

— Как дело идёт? — спросил Рыжий.

— Поубавилось народу, — пожаловалась хозяйка. — Чёрная смерть и до вольных людей добралась. От купцов вместе с зипуном заразу похватали. Мало кто с летних промыслов вернулся.

Рыжий нерешительно помолчал, потом не выдержал и спросил:

— Не знаешь как там Настя?

— Спрашивала про тебя, — Мария как-то странно улыбнулась. — Да ты зайди к ней, проведай. Как ты пропал, она так одна и живёт.

Хозяйка вернулась к себе, а они, несмотря на усталость, принялись обсуждать дальнейшие действия.

Похитить викария предложил Константин Васильевич. После благополучного вызволения Бориса, он долго совещался в узком кругу, решая как поступить с новым врагом. Князь Волынский упорно настаивал на убийстве священника, но Дионисий заявил, что насильственную смерть духовного лица, церковь не благословит. Каким бы Алексий не был злодеем, он всё же заведовал церковным судом, а теперь ещё стал и владимирским епископом.

Тогда князь и придумал похищение. «Посидит несколько лет в порубе, может и образумится», — рассудил Константин. — «Во всяком случае, за это время все его монахи разбегутся, а тайная служба перестанет существовать или хотя бы ослабнет».

Ни Сокол, ни Рыжий, ни Скоморох не являлись поданными нижегородского князя, но каждый из них имел свой собственный зуб на Алексия. Поэтому они взялись сопровождать Бориса в Москву, тем более что Рыжий, прожив здесь почти полгода, приобрёл немало полезных связей, способных помочь в деле. Дабы не привлекать лишнего внимания, отправились малым числом, без оружия. Вурдов не взяли по той же причине — их появление на Москве не могло остаться незамеченным.

Почему Константин послал сына, а не воинов, которые лучше справились бы с подобной задачей? Скорее всего, потому, что считал Алексия достойным противником, а помимо этого, человеком знатным, высоким по занимаемому положению. Среди представлений великого князя о чести было и убеждение, что людям высших сословий негоже перекладывать дела семьи на плечи простолюдинов или наёмников. Этот предрассудок сейчас мало у кого сохранился, но Константин Васильевич принадлежал к людям старой закалки.

— Итак, нам нужно добраться до викария, — начал Сокол. — Мы не знаем, сколько у него сил и как его выловить, но зато знаем, где он обитает. От этого, правда, пока мало толку — не брать же приступом монастырь.

— Почему бы и нет? — спросил Рыжий. — Вон здесь, сколько народу без работы ошивается. Посулим добычу пожирнее…

— Устроим небольшую войну, — подражая ему, продолжил Сокол. — Может сразу и семью княжескую вырезать, чтоб под ногами не путалась? Дело верное — нас многие благодарить станут…

— Ладно, ладно, — сдался Рыжий. — Не будем войну устраивать.

— Серебро, — предложил Борис, оставаясь нижегородцем даже теперь

— Серебро? — переспросил чародей с любопытством.

— Вот именно! — кивнул Борис. — Подкупим, кого надо, доберёмся до предводителя шайки. А там пара пустяков останется. Скрутим негодяя и в Нижний утащим.

— Подкупать людей на Москве пустое дело, — махнул Рыжий рукой. — Я уже пытался. Можно подкупить мелочь, но не знатных людей. Те спят и видят, когда их хозяин наложит лапу на соседние владения, с которых они все мечтают урвать по куску. А от предательства выгоды для них немного, зато головы лишиться вполне можно.

Кое-какие замыслы у них возникли ещё до похода, так что разговоры нужны были лишь для самоуспокоения, ничего де важного не упустили. Говорили они втроём. Скомороха, казалось, нисколько не занимали разговоры спутников. Он дремал за столом, разморенный теплом и пивом, хотя его лицо оставалось решительным даже во сне. И это не предвещало викарию ничего доброго.

— Неплохо бы обзавестись хоть каким-то оружием, — заявил Борис. — Будем мы брать монастырь приступом, или нет, а с пустыми руками не очень уютно во вражеском стане орудовать.

Этот вопрос Рыжий разрешил быстро. Подошёл к тихо пьющим за соседним столом разбойникам, спросил:

— Парни, мне и моим друзьям нужно оружие. Сабли, кинжалы… мечи тоже сойдут.

Те подняли на Рыжего мутные глаза, в которых лишь на миг, при слове «оружие», промелькнул интерес.

— У Мерина спроси, — присоветовал один из них. — К нему такого рода товар несут, у него же и покупают.

Он вздохнул.

— Нынче дела у Мерина идут не так бойко как прежде. Так что много не возьмёт, договоритесь. На кой ляд оно теперь нужно это оружие…

— Мор, что б его! — посетовал второй разбойник, будучи уже изрядно выпимши. — Промысел воровской совсем захирел. Поверишь, даже детишек иной раз без гостинца оставлять приходится…

Рыжий посочувствовал ему, похлопав по спине, и вернулся к товарищам.

Кантарь и Хлыст добрались до монастыря посреди зимы обмороженные и полуживые. Уцелели они лишь чудом, — лишённых сил монахов подобрали на дороге селяне, которые частью из сердоболия, но больше поощряемые серебром, доставили их в Москву. Там оба монаха надолго слегли с сильным кашлем и жаром.

Известие о смерти Пахомия надолго привело Алексия в плохое расположение духа. Он понял, что в последние годы только и делал, что проигрывал мещёрскому колдуну одну схватку за другой. Но даже не гибель его лучшего воина, и не известие об очередном поражении, вызывало наибольшую досаду викария. Гораздо хуже, что он не сумел завладеть змеевиком.

Заразу Алексий подхватить не боялся. В его монастырь чёрная смерть не пробралась, а в городе викарий появлялся редко. В то же время он понимал, что мор лишь предвестие более серьёзных бедствий. И именно поэтому переживал, что остался без дополнительной защиты. Именно поэтому медлил.

Только с началом весны, Кантарь нашёл в себе силы вернуться к прежней работе — обучению новиков. Впрочем, оно уже подошло к концу. Его ученики готовились принять великую схиму, а вместе с ней стать частью отряда.

Схима не случайно называлась ещё ангельским чином. Считалось, что принявшие её становятся ангелами и принадлежат уже не столько земле, сколько небу. В своё время это навело викария на мысль создать боевой отряд, своего рода ангельское воинство, ведь и среди небесных созданий во множестве встречаются неплохие бойцы.