Мэтью Стовер - Клинок Тишалла

– Мы имеем выбор.

Мы можем выступить против слепого бога.

Мы можем заслонить собою Мир.

Мы можем…

Голос его прервался, и на миг он понурил голову, а когда поднял ее, по лицу его блуждала слабая меланхолическая улыбка, полная покоя и мудрости.

– Мне следовало сказать: вы имеете выбор.

Мой выбор уже сделан. Выбор Панчаселла. Выбор Богоубийцы.

Выбор Кейна.

Я Делианн Митондионн. Здесь я стою. Здесь я паду.

Я Делианн, последний Митондионн, клянусь в том своим именем.

Он замолчал, и померк свет, а с ним растаяло и Слияние; и тогда король обмяк.

Все становятся в очередь вперемешку – кейнисты, и «змеи», и Народ. Спустя минуту какому-то умнику приходит в голову идея получше, и супницу передают по рукам к выходу, где каждый, выбираясь из зала, может получить глоток. Очень скоро к остальным дверям передают перевернутые шлемы, в каждом из которых плещется по паре чашек палевой жидкости, и зал пустеет еще быстрее. Большинство направляется в Яму, откуда они двинутся тем же путем, каким попали сюда: вниз, через Шахту, и по сливному колодцу – наружу, чтобы рассеяться по Империи и за ее пределами. Гномы отправятся в Белую пустыню и в северные отроги Божих Зубов, огриллоны – в пустыню Бодекен, дриады – на юг, в джунгли нижнего Кора.

Эльфы – в глухие леса, на руины Митондионна.

Вот и все. В неуместной шепчущей тиши я вижу победу Шенны. Она, и я, и Делианн, и Райте – как же без этого ублюдка – мы только что победили ВРИЧ.

Само собой, чума взяла большую фору, но она распространяется медленно и случайным образом. Противовирус быстрее, и он двинется целенаправленно: несколько сот человек разбредутся во все стороны, распространяя противоядие Шенны с каждым чихом, стоит им отлить в реку или поделиться бокалом вина. Мы нагоним вирус.

Один-ноль в пользу вселенского добра.

Выжать из себя больше энтузиазма мне не удается. Нет чувства победы. Наверное, потому, что ВРИЧ – это лишь начало, так, проба наших сил, и все же чума едва не вогнала нас в гроб ко всем чертям. Как говаривал Тан’элКот, можно победить в каждом бою и все же проиграть кампанию.

С другой стороны, Крис создал красивую легенду. Иногда хорошая байка – тоже выигрыш. Спартак. Рыцари Круглого Стола. Аламо. Своего рода победа.

Черт, очень на это надеюсь. Потому что других у нас не будет.

Пара феев, лечивших в «Чужих играх» девочек из садо-мазо-отдела, обрабатывают мои ноги, снимая осклизшие некротические ткани и вонючий гной и накачивая мышцы заживляющей Силой.

К тому времени, когда они заканчивают, ко мне пробирается с дальнего конца зала его величество. Кто-то разрезал его путы, когда огриллониха убралась вслед за великаном и гномом, которых я отрядил послеживать за Кайрендал. Он весь в грязи и потирает натертые веревкой запястья, но вполне весел: ухмылка его разламывает корку запекшейся крови на подбородке, и он стирает ладонью темные чешуйки.

– Проклятье, Кейн, – бормочет он, запрыгивая на арену, – коза мне невеста, если ты не найдешь способа выплыть из любого дерьма! – Подпрыгнув еще раз, он карабкается на помост, прямо перед Тоа-Сителлом, и ухмыляется патриарху. – Приветик, пидор ты сраный, – бормочет он, занося ногу для пинка.

– Не надо.

Его величество смотрит на меня и понимает, что спорить не стоит. Пожимает плечами.

– Ну, ты здесь главный, – говорит он.

– Ага.

Феи холодно смотрят на него, собирая манатки. Он не обращает на них внимания.

– Ну что, приятель? Какой ход следующий?

– Моим следующим ходом будет, – тяжело отвечаю я ему, – отправка части монахов в город против наступающих войск. Войск из моего мира.

– Твоего мира? – выдыхает его величество. – Твою мать, так это правда. Правда. Всегда была правда. Ты актир .

– Да.

– Твою мать, – повторяет он, потом с улыбкой разводит руками. – Ну, актир или нет, а своих друзей ты никогда не забывал, верно?

– А твоим следующим ходом, – я киваю в дальний конец зала, в сторону дверей, – будет черный. Или парадный. Уматывай из города.

– А? – В глазах его вспыхивает тревога. – Не понял.

– Народ не питает к тебе любви, твое величество. Зуб даю, ты жив только потому, что тебя мало кто узнает.

– Да ну, Кейн. Ты главный в этом стаде. Хочешь сказать, что не можешь защитить меня?

– Нет, – отвечаю я. – Что не стану.

Улыбка его трескается, точно засохшая на губах кровяная корка.

– Эй… э-э… Кейн… ну…

– Из-за тебя Кайрендал пришлось упрятать в камеру. Из-за тебя и Тоа-Сителла. Из-за вашей долбаной Пещерной войны.

– Но… э-э… эй, я против нее ничего не имею! – Он облизывает губы. – Проклятье, Кейн, эта Пещерная война – это все Тоа-Сителл придумал. Политика, вот и все. Дело такое. Ничего личного…

– Для нее – нет. – Я снова киваю в сторону двери. – Лучше уходи сейчас, пока я не забыл, каким ты был хорошим парнем.

Он заговорщически склоняется ко мне. Видно, как стекает по шее пот.

– Да ну, Кейн. Это же я. Разве в Донжоне я не помог тебе выбраться? А? Нет?

Он тянется ко мне, будто прикосновение его может напомнить об ушедшей дружбе.

Я дотрагиваюсь кончиками пальцев до рукояти Косалла, и клинок выбивает гремучую дробь на подлокотниках. Его величество замирает и осторожно отступает на шаг.

– Да, – признаю я. – Помог. Поэтому даю тебе шанс уйти миром.

– Но… э-э… эй, а… а куда же мне податься? – жалобно бормочет он. Я бы пожалел его, не будь мы знакомы так близко. Его величество как сорняк – куда упадет, там и расцветет. – Куда я пойду? Что мне делать?

– Мне все равно, – говорю я, – лишь бы не здесь. Вон.

Он отступает еще на ступеньку.

– Кейн…

Я тычу Косаллом в его сторону. Клинок рычит.

– Пять секунд, твое величество.

Развернувшись, он проворно ссыпается на песок арены. Расталкивает смешанный поток людей и нелюдей по дороге к дверям и, не оглядываясь, выходит из Зала суда. Я смотрю ему вслед, вспоминая, сколько раз мы знатно веселились вместе, но меня это больше не трогает. Было время, когда я считал его своим лучшим другом.

И не могу вспомнить, почему.

Внизу на арене Райте раздает указания – мои указания – монахам. Разбившись на взводы, они должны будут перехватывать и беспокоить огнем приближающиеся отряды социальной полиции – так, вместо приветствия. Вскоре монахи расходятся, и т’Пассе отправляется руководить «змеями», кейнистами и теми из Народа, кто решил остаться здесь и сражаться. Орбек уводит за поводок Тоа-Сителла, чтобы его патриаршество не нашел приключений на свою задницу, и во всем Зале суда остаются только Райте, Делианн и я.

Райте с арены смотрит вслед Орбеку и Тоа-Сителлу стылыми, как зима, глазами. Он едва держит себя в руках; просто шипит от усилий, с которыми молча остается на месте.