Александр Громов - ИСЛАНДСКАЯ КАРТА

– Извините, без вас никак не обойдется, – отрезал граф. – Вам известно, что творится на корвете? В армии это называлось просто: бардак. А вы знаете, что не далее как минуту назад от одного из ваших матросов я услышал слова «придворная шваль»?

– От кого? – выпучивая глаза, закричал Пыхачев. – Кто посмел?

– Ну, этого я вам не скажу. Замечу лишь, что ваше дело не допускать подобного настроения умов среди экипажа. Короче говоря, все эти господа и сомнительные дамы должны быть немедленно удалены с корвета вместе с их слугами и багажом. Вам понятно?

Непреклонный тон графа подействовал на капитана лишь на самое краткое время.

– Николай Николаевич! – сказал он с мукой в голосе. – Поймите хоть вы меня… Ну нет у меня полномочий высадить их всех! Свита наследника все же! И брать их с собой я не могу: во-первых, им негде разместиться, а во-вторых…

– Достаточно и «во-первых». Пойдемте-ка к цесаревичу. Если у вас нет полномочий, то у меня они имеются. Вам предписано оказывать мне содействие. Поверите на слово? Бумагу я вам потом покажу, время дорого. Идемте же!

Наследник обживался в каюте. Лопухина он встретил крепким запахом спиртного и прищуренным взглядом:

– А, это вы… Где-то я вас видел, а вот где?.. Но это неважно. Тяпнуть хотите? Я тоже, ха-ха. А мои запасы, представьте себе, еще не доставлены. Вот что, сбегайте-ка в буфет за коньяком. Я уже послал туда лакея, да он что-то не торопится… Никого здоровье наследника не интересует, тирьям-пам-пам. Никому я не нужен, никто меня не любит, кроме девок, да и те не любят. ПапА за море отсылает, я умру в дороге, я знаю… Э! Вы еще здесь?..

– Ваше императорское высочество! – твердым голосом заявил Лопухин. – Капитан имеет приказ принять на борт только двух человек из вашего э-э… сопровождения. Конкретно: дворецкого и камердинера. Всем остальным придется сойти на берег.

– Как это? Почему?

– По приказу его императорского величества.

– А, так это папА вас ко мне приставил? Послушайте, как вас… но ведь это нечестно! Это нестерпимо, наконец! Я вам не какой-то какой-нибудь! Я не могу один, у меня двор…

– Который останется в Петербурге, ваше императорское высочество, – с легким поклоном закончил Лопухин.

– Это что же – без друзей? – осунулся наследник. – Да вы цербер! А девочки? Тоже ни одной?

«Цербер» был непреклонен, да еще и дерзок:

– Девочки также сойдут на берег. Женщина на корабле – дурная примета, разве вашему императорскому высочеству это неизвестно?

Наследник уронил голову.

– Один, – обиженно пробормотал он. – Совсем один…

– С дворецким, камердинером и со мною, ваше императорское высочество.

– С вами? Да вы же не пьете, я вижу. По девочкам небось тоже не ходок, а? Может, хоть в карты играете?

– Играю, но без азарта.

– Фу ты, ну ты… Значит, все-таки один. Один, как перст…

– Мне не хотелось бы применять полицейских мер, – веско проговорил Лопухин, дождавшись, когда пригорюнившийся наследник перестанет мотать головой. – Вы должны убрать свою свиту с корвета сами. Вас они послушают. Иначе, боюсь, может выйти конфуз для царствующего дома, а главное, лично для вас. Вы меня понимаете?

– Вы цербер. Змея. Удав. Зачем вы меня гипнотизируете?

– Вы понимаете меня или нет?

– Нет. И не желаю понимать! Если вы собираетесь выгнать с корабля моих друзей – выгоняйте их сами. И оставьте меня, если не хотите сбегать за коньяком!..

– Отлично-с. Однако я должен предупредить ваше императорское высочество, что корабельный буфет заперт по моему распоряжению. Ключ у меня и до отплытия не будет выдан никому.

– Что-о? Убирайтесь вон!

Отвесив наследнику легкий поклон, Лопухин вышел. Пыхачев давно уже стоял в коридоре ни жив ни мертв и обильно потел.

– Что вы натворили, Николай Николаевич! – страдальчески прошептал он. – Что теперь будет!..

– Как раз теперь все будет в порядке, – ответствовал Лопухин. – Не верите? Пойдемте со мной. Кстати, попрошу у вас ключ от буфета, его в самом деле надо запереть… А, вот и посланный!

Действительно, по коридору спешил важный лакей, прижимающий к ливрее две пузатые бутылки.

Последовало короткое приказание, в ответ на которое лакей возмущенно замотал головой, затем неуловимое движение – и бутылки перекочевали к графу. Лакей молча разевал рот и, кажется, намеревался сползти вниз по переборке.

– Пройдет, – ободрил его Лопухин. – Минут пять поболит и пройдет. Идемте, капитан. Нам следует обсудить кое-что тет-а-тет.

Все оказалось гораздо проще, чем представлял себе капитан Пыхачев.

К полудню расфранченная публика, заполонившая «Победослав» и успевшая довести офицеров до белого каления, сошла на берег. Во главе шествия, увлекая за собой свиту из щеголей-офицеров, дам полусвета и дам вовсе сомнительных, выступал цесаревич Михаил Константинович. Наследник престола бурно жестикулировал и не стеснялся в выражениях.

– Я ему покажу буфет на ключ! – кричал он. – Взойду на престол – в Сибири сгною! Этот сатрап персидский у меня побегает с тачкой! Тайная канцелярия! Имел я по-всякому Тайную канцелярию! За мной, господа! Есть на этом острове хоть одно приличное ресторанное заведение? Едем…

Через четверть часа пирс опустел.

– Что же вы раньше не появились, граф? – насмешливо обратился к Лопухину курящий возле фальшборта Розен. – Пропустили интересное зрелище. Или побоялись расправы?

– Побоялся, – кратко ответил Лопухин.

Розен только развел руками:

– Обезоружили вы меня, ничего не скажешь. Ценю откровенность. И, кажется, начинаю постигать ваш замысел. Готов содействовать. Спорю, что знаю кронштадские кабаки лучше вас. Сейчас вся эта компания направилась не иначе как в «Париж», потом они поедут в «Зюйд-вест», где цыганский хор, потом уж не знаю куда, а закончат непременно в «Мертвом якоре». После полуночи ищите наследника там, не ошибетесь.

– Благодарю.

Выкурив папиросу, граф исчез в недрах корвета, и не показывался на верхней палубе до вечера. В кают-компании он не появился и слугу за обедом не прислал. Зато его видели в машинном и кочегарном отделениях.

В третьем часу пополудни прибыли три тяжеленнейших сундука с коллекцией коньяков наследника. Матросам пришлось попотеть, прежде чем коллекция въехала в каюту цесаревича. Шестеро самых здоровых, надсаживаясь, с трудом могли поднять один сундук. Кто-то издевательски затянул «Дубинушку» и был обруган унтером.

В шесть часов Лопухин сходил пешком на телеграф и отправил две телеграммы – одну в Большой дом на Литейном, другую в Петергоф.