Михаил Ланцов - Новик

— Не напоминай, — понурилась Марфа.

— Вот и не зуди. Я знаю, что я делаю.

— А жить мы на что будем? Не зуди. Я ведь все считаю. Смотрю. Прикидываю. У тебя бюджет едва-едва сводится. Никаких запасов.

— А ты хочешь все и сразу? Не жирно ли будет?

— О нас ты совсем не думаешь…

— Как раз думаю.

— Тогда почему ты пытаешься делать за старшин их работу? Мы отбились. И дай Бог отобьемся еще.

— Не понимаешь?

— Твои слова о том, что бла-бла-бла не звучат убедительно.

— Тогда просто подчинись своему мужу и не задавай глупые вопросы.

— Я твоя жена. Мы должны быть заодно. А как я смогу стать тебе поддержкой, если не понимаю, что ты делаешь?

Андрей схватил ее за плечо и резко развернув, прижал к себе. Марфа гордо взглянула ему в глаза и парой секунд позже опустила взгляд, демонстрируя подчинение. Парень же, чуть помедлив, наклонившись над самым ее ухом прошептал.

— Ты хочешь умереть женой простого помещика? Если нет, то не задавай глупых вопросов и делай все, что я тебе говорю. Причем с усердием. Поняла!

— Они сгубили моего отца! Ты тоже захотел на тот свет? — ответила она возмущенным шепотом.

— Мы там и так окажемся, если будем топтаться на месте. Либо мы их, либо они нас. Обратной дороги уже нет. Мы с тобой слишком далеко зашли. Моего успеха нам старшины не простят. Уже не простят. И теперь нам только один путь — или выгрызть себе место под солнцем не хуже, чем у них, или сдохнуть. Теперь ты поняла?

— А все это, — неопределенно махнула она рукой, — про нашу защиту? Это все для красного словца?

— Это все чистая правда. Старшины зарвались и думают только о том, как набить свою мошну. Помещики же крутятся как могут и пытаются хоть как-то свести концы с концами. От этого боеспособность полка не повышается. И наша безопасность тоже, как и их.

— Разве они этого не понимают?

— Либералы бы сказали, что это все потому, что у нас не держава, а «страна не пуганных идиотов». Что сейчас, что в прошлом, что в будущем. Кое-кто станет болтать про климат, понос миокарда, чародейские проклятья, пришельцев и прочий бред, вещаемый с экранов РенТВ. Я же тебе скажу так. Все проще. Это замкнутый круг. Подчиненные не доверяют начальникам, полагая, что те хотят на них нажиться. Начальники подчиненным, думая, будто бы те их обворовывают. Все живут одним днем и пытаются что-то урвать здесь и сейчас, совершенно не думая о завтра и тех людях, с которыми они делают свой бизнес. Оттого и живем столь хреново, хотя люди в целом неплохие.

— А ты что же? Хочешь изменить эту вековую систему?

— Если хочешь изменить мир — начни с себя. Я хочу покоя и спокойной жизни. Для этого придется потрудится и постараться. Для этого нужно, чтобы люди, живущие рядом с тобой, также хотели, чтобы ты заслуженно получил покой и уважение. Иначе ничего не получится.

— Ты идеалист, — покачала головой Марфа. — Безнадежный идеалист. За кого я за муж пошла? О боже! Мы по миру пойдем!

— А что бы ты хотела? Хотела бы, чтобы я все эти трофеи забрал себе, постаравшись продать?

— Почему нет?

— Потому что разбойники, что недавно приходили — не просто так тут появились. Потому что тебя пытались похитить тоже не случайно. И если бы мы поступили, как ты предлагаешь, то не дожили бы до зимы без всякого сомнения. Мало добыть много денег. Нужно еще придумать, как сделать так, чтобы их у тебя не отняли. Делиться надобно. Делиться.

— А почему не со старшинами?

— Помнишь? Землю крестьянам, фабрики рабочим.

— И что? К чему это?

— К тому, что по этой формуле ничего хорошего не получилось. Вот и у меня также. Или ты забыла, как я с краской пытался разыграть партию? У меня забрали почти все. И я выехал только из-за того, что за меня вышли возмущенные люди. Из-за чего замять дело не получилось. Вот я и решил в этот раунд сыграть наоборот и поделиться с теми, кто меня в прошлый раз поддержал.

— Мудрено все как-то…

— По-простому можно только проиграть.

— Вот видишь, — уперев руки в боки вскинув носик, заявила она, — ты мне все объяснил и стало легче. Нам обоим легче. Ведь я теперь тебя понимаю и поддерживаю.

— Достаточно было бы и того, чтобы ты молча поддерживала, не задавая глупых вопросов. Потому что уши есть даже у конского яблока.

— Я не местная дурочка!

— Ясное дело. Ты дурочка модерновая с самыми прогрессивными тараканами в своей милой головке. Не так ли?

— Не смей унижать меня!

— Впредь думай, когда и что говоришь, — нахмурился Андрей. — Одно неосторожное слово может стоить нам жизни. Даже сейчас. А ты иной раз как базарная баба себя ведешь! Совсем страх потеряла!

Так переругиваясь они и двигались в сторону крепость. Петр же, что шел шагах в десяти позади и до которого ветер доносил обрывки фраз, ухмылялся. Он был доволен тем выбором, который сделал. Ему нравилось, как мыслил Андрей. Возможно, излишне мудрено. Возможно, какие-то обороты он не понимал. Но общую суть ухватил верно. И он уже представлял, как сложно станет сидеть местным старшинам на старом обычае. Как он в скором времени начнет тыкать острыми саблями прямо им в зад…

— Дай-то Бог, — тихо прошептал Петр и перекрестился, — главное, чтобы царь не вмешался…

— Доброго тебе дня, отче, — вполне почтительно произнес царь, входя к митрополиту.

— И тебе, Государь. И тебе, — покивал он.

— Как твое самочувствие? Не хвораешь ли?

— Да Бог миловал.

— Ну и слава Богу, — произнес Иван и взял со стола митрополита серебряную чеканную лампу, изготовленную по аналогии с той, что удумал Андрей. Взял он ее в руки. Внимательно осмотрел. И поставив на место, спросил. — Что-то зрение меня подводит последнее время, отче.

— О Боже! — перекрестился митрополит. — Что же так? Не зришь чего, али как?

— Да не зрю, отче, не зрю. Вот смотрю я на лампу и никак не могу разобрать, где на ней выбито, что удумана она слугой моим.

Повисла пауза.

Тяжелая такая и очень вязкая.

— Государь…

— Ты сказал мне, что Божьей волей удумали сию лампу. Это была правда. Но почему ты умолчал о том, что лампа была удумана слугой моим? И почему на лампе сие не написано? Уговор о том имелся.

— Не уговор, но благие пожелания, — возразил митрополит.

— Вот как? — прищурился царь. — Мой слуга назвал тебе свою цену. Но ты, отмахнулся от его цены, отнял у него удуманное им и бросил подачку. Хороший торг, не чего сказать. Только я не слышал, чтобы на торгу так кто-то поступал.

— Это простой поместный дворянин!

— Который служит мне! — рявкнул царь. — И в его лице, ты кинул подачку мне. Не так ли?

Митрополит замолчал и потупился. Ему ужасно не нравилось то, как развивался разговор. Между тем царь продолжал.