Black Fire - Плохой американец. Том I

— Ну, мы будем качать её здесь. В Техасе и Оклахоме много нефти — цены упадут, — запротестовал Штайнмайер.

— Это так не работает. Нефтяные источники нельзя открыть и закрыть как водопроводные краны. Пап, ты ведь инженер, и знаешь, что это не так просто.

Боб задумчиво посмотрел и медленно ответил.

— Ну, это не моя специальность, но он прав. К тому же, мы добываем её у арабов, потому что это дешевле, чем бурить здесь.

— Ну, тогда перейдем на уголь или еще что… — продолжал Штайнмайер.

— Нельзя жечь уголь на нефтяных заводах. Для этого придется потратить целое состояние и шесть месяцев просто перенастраивать их. Насколько мне известно, — ответил отец.

— И машину углем не заправить. Что случится, когда бензин начнет стоит не 28 центов за галлон, а доллар или даже больше?

— Правительство ни за что такого не допустит!

— Я не знаю… прокомментировал папа. Это безумно, но имеет смысл.

— Я просто говорю, что если вложиться в биржу, а не в банк, то я заработаю куда больше, чем сколько бы они мне потом не выплатили на процентах. Может случиться огромное количество событий, что повлияет на биржи, акции и компании. Но не будешь играть — не узнаешь.

— Так вот чего ты хочешь? Стать биржевиком?

— Я посмеялся. Это невероятно скучная работа!

Мама решила показать зубы.

— Ты правда собираешься разрешить ему провернуть этот безумный план? Играть на войнах и убийствах? Боб, я против!

— Клер, успокойся. Давай дадим парню шанс.

Первый день каникул начался со скандала. К нам в дом заявилась мама Бониты. Жгучая красотка лет тридцати пяти, с высокой грудью, точеной шеей. Тоже мексиканка, только с какими-то явно примесями. Волосы у нее были не совсем черные, глаза так и вовсе необычные, зеленые.

Одета она была вызывающе — большое декольте красного платья, высокие каблуки.

— Ваш сынок лишил невинности мою дочку! — сходу закричала мамаша.

— Анхелина!! — мама уронила стакан с водой на пол, он разбился. Мы с братом и сестрой бросились собирать осколки по всей гостиной, мама схватилась за сердце — Что ты такое говоришь?!

Отец тоже подскочил из кресла, наставил на меня палец — Питер!!

— Чпокнул Бонитку?? — Дэвид открыл рот в удивлении.

— Следи за языком! — мама набросилась на брата, потом разогнала всех по комнатам, усадила Анхелину в кресло. Меня поставили столбом перед двумя женщинами. Предполагалось, что я буду виниться, ерзать ножкой. Я же разглядывал буфера мамаши. От моего взгляда она покраснела, сама заерзала.

— Убираюсь я в комнате дочки — начала рассказывать Анхелина — Смотрю, у нее мишка Тедди шуршит как-то странно. И на спине игрушки такая небольшая дырочка. Я залезаю туда, а там….

Мамаша выкладывает на стол презервативы.

Клер охает, отец крякает.

А презики то не мои! У меня Дюрекс, а это какие-то ноунеймы, в желтой упаковке. Подруга подготовилась к свиданию со мной? Проявила глупую инициативу и попалась.

— Я беру Бониту за ухо — продолжает Анхелина — Она сначала конечно, упиралась. Но потом все рассказала.

— Питер! — мама была в ауте — Как ты мог?!?

— Она беременна? — коротко спросил Боб, грозно поглядывая на меня.

— Слава Богу нет! — отчеканила Анхелина — У нее месячные.

— Что будем делать? — из глаз мамы полились слезы.

Интересно, какой сейчас возраст согласия в Штатах? Вряд ли меня посадят — я сам несовершеннолетний еще. Но проблемы устроить могут.

— Будем жениться — тяжело вздохнул я, возводя глаза в потолок — Наверное, надо будет получить специальное разрешение в муниципалитете….

Родители обеспокоенно переглянулись. Даже Анхелина заколебалась.

— Да он же издевается над нами! — первым сообразил Боб — А ну марш с свою комнату и не выходи из нее без разрешения. Ты под домашним арестом!

Я пожал плечами, не оглядываясь, начал подниматься по лестнице. На верхней площадке притаился ухмыляющийся Дэвид.

— Подслушиваешь, мудила? — поинтересовался я.

— Иди нахуй — огрызнулся братик, вильнув взглядом. Я сжал кулаки, подступил ближе. Выглядело это комично — я был на полголовы ниже Дэвида. Но тот испугался. Белки его глаз были все еще красными из-за лопнувших сосудов. Дэвид насупился, отступил в свою комнату.

Спустя три часа ко мне пришел отец.

— Собирайся — хмуро произнес Боб — Поехали.

— Куда? Вы решили меня наказать?

— Обсуждали с матерью. Она хотела отдать тебя в военный скаутский лагерь. Анхелина тоже требовала наказания.

— И что?

— Откупились деньгами. Твоими! — Боб наставил на меня палец — У тебя теперь не двенадцать тысяч долларов, а шесть.

Ебанная Америка! От всего можно откупиться деньгами… Шести штук тоже было жалко.

— И куда же мы тогда едем?

— К моему брокеру. Тебя надо занять чем-то. Иначе не пройдет пару месяцев и к нам заявится новая мамаша испорченной тобой девицы.

Ага, значит военный лагерь отменяется.

— Как зовут твоего брокера? — спросил я.

— Билл Хардести, но для тебя мистер Хардести, — ответил он.

— За шесть штук он разрешит мне звать себя Биллом.

Папа фыркнул и сказал мне не испытывать удачу.

В лобби финансовой конторы собрались все брокерские стереотипы: белые, средних лет, седеющие виски, идеальные улыбки и прически, будто каждый из них сошел с рекламы тридцатилетнего виски. Все, кроме одного, молодой девушки блондинки, которой едва исполнилось двадцать. Сейчас были шестидесятые, так что, я полагаю, она была женщиной статуса, нанятой не за мозги, а за внешний вид. «Ты просто ходи туда-сюда». Вероятно ей приходилось отбиваться от полчищ престарелых брокеров каждый день. Забавно, но я заметил её имя и глянул на доску с меловыми пометками о продажах. Имя Хардести казалось самым важным, но Мелиссе Тэлмэдж там было уделено неприлично много места.

Секретарша на рецепшене ответила на звонок и положила трубку, встав, она попросила нас следовать за ней и повела по холлу наполненному офисными кабинками. Проходя по нему, я заметил офис Мелиссы Тэлмедж, за несколько метров до Хардести.

Мне нравилось идти за девушкой с рецепшена. Она хорошо выглядела и носила короткую юбку на длинных каблуках. Самая лучшая часть шестидесятых — изобретение мини-юбок! К тому же, женщинам сейчас запрещается носить брюки — это считается нарушением дресс-кода.

Когда мы вошли в его офис, Хардести поднялся.

— Спасибо, дорогуша, я очень признателен — он сопроводил свои слова шлепком по тугой попке секретарши.

Спустя сорок лет ему бы за такое отвесили оплеуху и подали в суд, но не сейчас. Девушка только взвизгнула, выбежала прочь. Мужчина поздоровался, с интересом меня рассматривая. Папа сел на кресло у стола, а меня усадили на небольшой стул в углу комнаты.