Алексей Вязовский - Я спас СССР. Том IV [litres]

– Компетентные органы с этим разберутся, – попытался оборвать космонавта Рашидов. – Товарищи, давайте не будем подменять их собой…

– Не разберутся! – Из зала к трибуне вышел бледный, похудевший Аджубей. – Товарищи! Я тоже прошу вас срочно вмешаться в дело Русина. Поверьте, у меня есть серьезные основания опасаться за его жизнь. Один из моих сотрудников, журналист Герман Седов, летевший вместе с Русиным из Японии, рассказал, что Алексей заболел еще в Токио и очень плохо чувствовал себя в тот день. Но особое беспокойство вызывает тот факт, что задержанием Русина почему-то руководил генерал Захаров, который сейчас сам должен находиться под арестом по делу об организации теракта и покушении на жизнь Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева.

В зале зашумели, раздались нестройные выкрики.

– Тише, товарищи! – повысил голос Гагарин. – Алексей Иванович еще не закончил.

В президиуме обеспокоенно переглянулись Кириленко с Микояном.

– Так кто же подписал ордер на освобождение генерала? – продолжил главный редактор «Известий». – Это точно не Генеральный прокурор Руденко, я звонил Роману Андреевичу. И кто тогда дал подследственному генералу, лишенному всех постов и полномочий, право арестовывать людей? И где сейчас находятся Русин и исполняющий обязанности председателя КГБ генерал Мезенцев, предотвративший тот июльский теракт? Кто у нас в стране обнаглел настолько, что посмел арестовать генерала КГБ и к тому же члена Президиума ЦК КПСС?

Аджубей тоже обвел тяжелым взглядом зал. И члены ЦК прекрасно поняли его намек – журналист Русин фигура мелкая, но если уж арестовали всемогущего Мезенцева, то и их собственное положение настолько шатко, что не стоит и ломаного гроша. Да и сам вопрос главного редактора «Известий», в общем-то, был чисто риторическим – понятно же, что в отсутствие заболевшего Хрущева все это можно было провернуть только с согласия кого-то из верхушки КГБ, министра обороны Малиновского, и Суслова, естественно. А отсутствие двух последних в зале заседания наводило на серьезные размышления.

Воцарилась тишина. Кто-то, как Фурцева, возмущенно качал головой, но были и такие, кто отводил взгляд в сторону. Вставать на пути Суслова и становиться его следующей жертвой никто не хотел. А смелость Аджубея была скорее жестом отчаяния – понятно, что сегодня их с Фурцевой выведут из состава ЦК, и вскоре они потеряют свои посты.

– …Здравствуйте товарищи! Простите за опоздание.

В распахнутые двери вошел генерал Мезенцев с портативной рацией в руке и бодрым шагом направился к трибуне. На лице Фурцевой расцвела улыбка, когда он, проходя мимо них, пожал по очереди руки Гагарину, Шолохову и Аджубею. Взошел на трибуну, положил на нее рацию и внимательно посмотрел на президиум. Микоян и Кириленко отвели взгляды, начали перешептываться.

– Думаю, вам, товарищи, будет интересно узнать о событиях, произошедших в столице за последние пять дней…

Рассказ генерала Мезенцева о его аресте и содержании в старой казарме военной базы под охраной особо доверенных людей Малиновского поверг присутствующих в шок. Всем казалось, что времена, когда военные могли арестовать председателя КГБ, а уж тем более поднять руку на главу КПСС и правительства, безвозвратно канули в Лету.

– …Ну а о том, что произошло с Алексеем Русиным, я думаю, он вам расскажет сам, – закончил свой рассказ генерал и махнул рукой.

На пороге зала появился виновник сегодняшнего переполоха и направился к трибуне. Но, не дойдя нее, вдруг покачнулся, схватился рукой за грудь и начал медленно оседать, хватая ртом воздух. Когда он упал в проходе рядом с трибуной, все увидели на его рубашке в районе груди расползающееся пятно крови

– Убили!!! Смотрите, у него вся грудь в крови! – раздался испуганный крик Екатерины Фурцевой.

– Врача! Позовите немедленно врача!

Очнулся я оттого, что мне на лицо капало что-то. Я открыл глаза и увидел Вику. Растрепанная, заплаканная. Но такая милая и родная!

– Викуся, любимая!.. – прохрипел я.

– Боженьки! Очнулся! – Вика бросилась мне на грудь, и я застонал от боли.

– Ой! Какая же я дура. – Моя девушка отстранилась, озабоченно положила руку на лоб. – Ты весь горишь!

– Из искры возгорится пламя! – Я откашлялся, приподнялся на локте. Лежал я на кушетке в каком-то обычном чиновничьем кабинете, правда, большом. Ореховая мебель, шкафы с томами классиков…

– Где я?

– В Кремле.

– А ты как тут оказалась? – Я сел, ощупал голую грудь. Она была туго перевязана бинтами.

– Меня Гагарин провел. Его пленум к нам парламентером отправил, они хотели, чтобы мы разошлись. Но ребята твердо решили не сворачивать митинг, пока все не закончится. И тогда Степан Денисович разрешил Юре меня к тебе провести.

За дверью кабинета раздался какой-то шум, а затем громкая пулеметная очередь. Я подскочил, покачнулся. Вика подхватила меня под руку, и мы кинулись к окну. Окно выходило во внутренний дворик Сенатского дворца. Во дворике стояло несколько БТР, солдаты Северцева смотрели вверх, тихо переговариваясь. У одной из боевых машин пулемет в башне был направлен прямо на фасад здания. Ага, значит, совсем рядом идет пленум, и меня принесли сюда из Свердловского зала.

– Ужас какой, – нахмурилась Вика. – Неужели дойдет до гражданской войны?

– Не дойдет, – в кабинет в сопровождении пожилого доктора в белом халате зашел осунувшийся Мезенцев. В руках Степан Денисович нес рацию «Урал», ворот его сорочки был небрежно расстегнут.

– Все, спекся Родион! – Генерал повернулся к врачу. – Семен Семенович, что скажете по Русину? Вы его осмотрели?

– Осмотрел, – кивнул пожилой доктор. – У него странная рана на груди, из нее сочится кровь. И обширная гематома. Сделал пальпацию вокруг раны – не исключена трещина в грудине. Я наложил тугую повязку, но надо его на рентген везти.

– Собирайся, – кивнул мне Мезенцев. – Поедешь в больницу.

– Давайте в Первую градскую его отправим, – предложил врач, – я договорюсь об отдельной палате.

– На Ленинский? – спросила Вика. – А можно мне с ним?! Я его одного теперь не оставлю!

– Езжай, конечно, красавица, – устало улыбнулся генерал, – я распоряжусь.

– Степан Денисович, на два слова! – Я кивнул в сторону коридора.

Мы вышли из кабинета, я без сил прислонился к стене.

– Алексей, мне некогда! Там, на пленуме, первые секретари орут, вот-вот ситуация выйдет из-под контроля.

– Родион – это же Малиновский? Он арестован? – Я пытался собрать мысли в кучу, но получалось плохо.

– И Суслов тоже. – Мезенцев посмотрел на часы.

– И кто теперь станет Первым секретарем ЦК?

– Микоян, наверное, – пожал плечами генерал.