Евгений Шалашов - Неизвестная война

В очередной раз подивился русской смекалке — рубки, машинные отделения и котлы обшиты броней, на палубах площадки, сработанные из толстых брусьев — не иначе, на них когда-то стояли орудия, а вдоль бортов лежали мешки с песком. Не десантные катера, но сойдет.

— Может, останешься? — поинтересовался Виктор, но я только отмахнулся.

Я недавно раздобыл винтовку Мосина со штыком и теперь с чистой совестью вошел в отделение охраны, приданное нашему командованию. Неправильно это, чтобы человек болтался без определенного дела и обязанностей. Даже не стал претендовать на должность отделенного командира, а «комоду» заявил, что тот может меня использовать и в карауле, и в бою. В караул, правда, меня назначать не стали, но в бою обещали «иметь в виду».

Бригаду погрузили на несколько пароходов. Командование и первая рота оказались на «Николае Рысакове». А ведь знакомое имя, где-то слышал. В Череповце! Рысаков, один из бомбистов-первомартовцев. А еще мой земляк — учился в Череповецком реальном училище. И за что ему такая честь? Сколько помню, Рысаков, бросивший бомбу в карету императора, взорвал не монарха, а кого-то из зевак, включая мальчишку, а после ареста «вложил» всех своих товарищей. Ну да ладно, пароходу-то все равно, как его назовут. Зато, как ни крути, земляк.

По Вычегде, против течения, наша флотилия двигалась медленно. Часов ни у кого нет, но очень долго! Когда проходили мимо Яренска, часть пароходов, включая наш, принялась заворачивать к берегу, а все мы — наша бригада, тутошние речники и невесть откуда взявшиеся в этих краях балтийские матросы, приготовились к десантированию.

С пароходов начали скидывать деревянные сходни, по которым принялись выкатывать орудия, сводить грустных лошадок.

Я немного посочувствовал артиллеристам. Хорошо, что земля уже малость промерзла, но все равно парням приходилось время от времени помогать лошадям вытаскивать пушки и вытягивать телеги, груженые ящиками со снарядами.

Общее командование сводным отрядом осуществлял товарищ Тякишев, из матросов. Не знаю, каким местом он думал, но без разведки и артиллерийской подготовки (спрашивается, на кой хрен пушки тащили?) отдал приказ строиться в цепи и атаковать город.

Наш комбриг только выругался, но с командиром во время боя не спорят. Выстроив цепь из бригады, пошел вместе со всеми в атаку.

Всего было четыре цепи, а в первой шли матросы, во главе со своим командиром. И, разумеется, по нам ударили пулеметы. Точно сказать не берусь, но штуки четыре. Ударили грамотно — начали с флангов, приближаясь к центру, а потом, расходясь веером.

— Ура! — орал командир десанта, его поддержало три или четыре голоса, но потом вся первая цепь, поредевшая на треть, дружно легла на землю. А глядя на них и вторая, потерявшая, примерно, четверть бойцов.

— Принимаю командование на себя! — проорал наш комбриг, и приказал отступать.

В принципе, можно считать лихой наскок разведкой боем, но лучше бы таких «разведок» поменьше, чтобы дурость полководцев не укреплять кровью бойцов.

После отступления к комбригу подбежал Тякишев и несколько моряков. Ишь ты, живой. Но лучше бы тебе горе-командир на том поле остаться.

— Кто разрешал? — рыкнул матрос, вытаскивая из кобуры маузер. — Кто позволил самовольничать? Здесь командую я! Расстреляю!

Вот тут пришлось вмешиваться мне.

— Отделение охраны, ко мне! — рявкнул я, и мое подразделение, даже не поняв, что ими командует не отделенный, подскочило ко мне.

Подойдя к Тякишеву, вытащил наган, взял на прицел командира десанта, и объявил:

— Товарищ Тякишев, именем ВЧК вы арестованы!

— Что? Какое ВЧК? — вскипел моряк, а я негромко приказал:

— Отделение. — Убедившись, что меня поняли правильно, и мои бойцы уже вскидывают винтовки, а к нам стягивается бригада, закрывая от революционных матросов, продолжил: — Повторяю, вы арестованы. Если не уберете оружие, я вас здесь и расстреляю.

У Тякишева хватило ума убрать маузер. У его подчиненных тоже.

— Кто такой? — спросил Тякишев.

— Сотрудник особого отдела ВЧК Аксенов, из Москвы, — представился я не кривя душой и не сказав ни капли лжи. — Товарищ Тякишев, вы арестованы и отстранены от должности. Командование переходит к товарищу Терентьеву, комбригу восемьдесят девятой стрелкой бригады.

Кивнув отделению охраны, чтобы забирали командира десанта и отвели на пароход, я мысленно хмыкнул. А я ведь не знаю, имею ли право отстранять командира десанта или это прерогатива комиссаров? А и черт-то с ним, да и со мной тоже. Дай дураку волю — загубит всех, и Яренск не возьмем. Пусть под трибунал отдают за самоуправство.

В это время комиссар Спешилов уже отыскал комиссара сводного отряда — тоже из балтийцев. Комиссары-то между собой познакомились еще накануне.

— Комиссар отряда Шустов, — представился он. — Товарищ Аксенов, я одобряю ваш приказ. Тякишев командовал очень бездарно, подставив людей под пули.

У меня малость отлегло от сердца, а Шустов грустно сказал:

— Моя ошибка. Тякишев был хорошим командиром взвода, решили поставить его командовать десантом. Думали, справится. Не справился.

И что тут сказать? Все, что я мог бы сказать, флотские товарищи сами себе сказали.

— Что вы собираетесь сделать с Тякишевым?

— Пока посидит в трюме, вернемся в Котлас, передам его непосредственному начальству, пусть само с ним разбирается. А мне он ни к черту не нужен. Сам я его расстреливать не имею права, а в Москву тащить — кому он там нужен?

Флотский комиссар удовлетворился ответом. Верно, не хотел, чтобы его «братишку» расстреливали чужие люди, а желал сам с ним разобраться. Пускай.

Пока мы тут разбирались и препирались, подтащили и трехдюймовки. Лучше бы что помощнее, но и эти сойдут. Комбриг уже раздавал команды артиллеристам, уточнял с теми боевые позиции.

— Бах! — хлестнула первая пушка.

— Бух! — повторила вторая.

А потом третья, четвертая и пятая принялись стрелять по подступам к Яренску, подавляя пулеметные точки, а некоторые снаряды долетали до домов.

— За мной! В атаку! — закричал комбриг, поднимаясь во весь рост.

— Ура! — дружно закричали мы, атакуя белых.

Один из пулеметов все-таки уцелел и затарахтел, когда мы уже одолели половину пути. Но один, это все-таки не четыре. Да и пулеметный расчет, судя по всему, хоть немного, но пострадал от разрывов.

А дальше пошло то, что любят показывать киношники, но терпеть не могут солдаты — началась рукопашная. И не наши с немцами, а русские с русскими.

Я только один раз в жизни участвовал в рукопашной, если можно назвать этим словом схватку с восставшими мужиками. Как учат друзья-наставники, необходимо выбрать себе цель. Ага, есть. Парень, примерно моего возраста, в шинели с офицерскими погонами, ловко ударивший прикладом одного из матросов, а теперь метящий штыком в мой живот. Так, отбить, а потом, воспользовавшись замешательством, ударить самому. Ишь, ловкий какой. Не просто увернулся, а еще и меня едва не зацепил. Значит, будем играть не по правилам.