Олег Воля - Шапка Мономаха

Несколько прошений меня заинтересовали особо. Я призадумался, а потом дал задание Почиталину организовать ещё одну конференцию. На этот раз «научно-практическую»:

— Ваня, собери-ка ты всех архитекторов, художников и строительных начальников. Скажи Хлопуше, чтобы и среди задержанных таковых поискал. Помимо того, собери членов московского магистрата, комиссий городского строения и каменного приказа.

Я покрутил в руках листочки и добавил:

— Владельцев кирпичных заводов тоже пригласи. Я хочу, через пару дней, поговорить со всеми ними о Москве. О ее большом и счастливом будущем.

Почиталин, заинтригованно посмотрев на меня, записал в блокнотик поручение.

Я продолжил просматривать прошения мещан, и тут мне на глаза попалась знакомая фамилия. Кулибин! Захотелось даже подпрыгнуть и заорать от радости. Я, конечно, сдержался, но потребовал:

— Этого человека я желаю видеть немедленно. Хотя…

Я покосился на циферблат здоровенных напольных часов, прикинул планы на день и передумал.

— Пригласи его разделить со мной завтрак. И пару часов опосля нам под разговор выдели.

Почиталин взял листок прошения и сделал себе пометку. Я же оставил бумаги и подошел к окну, выходящему на Соборную площадь. Я задумался, глядя через мутные неровные стекла на суету монахов, солдат и извозчиков.

Кулибин — это не просто гениальный механик, имя которого в народной памяти стало нарицательным. Это еще и прекрасное прикрытие для моих собственных прогрессорских инноваций. Император-поэт — это ещё приемлемо для общества, даже для патриархального, а вот император изобретатель-самоучка — это «моветон».

В Казани и Нижнем мне приходилось выкручиваться и ссылаться на «подсмотренное в европах», но теперь у меня появится собственный Леонардо да-Винчи и Эдисон в одном флаконе.

«Надеюсь, он язык за зубами хранить умеет».

Персональные письма были посланы Эйлеру и Кулибину ещё из Нижнего Новгорода. Я, честно говоря, не ожидал, что мастер рискнет своим комфортным и прочным положением заведующего механических мастерских при Петербургской Академии наук и откликнется на мой призыв. Но, видимо, я недооценил его бунтарский дух. А ведь читал, что он до самой смерти оставался верен традиционной русской одежде, не курил и не употреблял алкоголя. Был язвителен и насмешлив с теми, кто пытался над ним насмехаться. Судя по всему, Кулибин уже успел хлебнуть петербургского снобизма, и мое предложение пришлось ему по сердцу.

— Государь, — отвлек меня от размышлений Почиталин. — Господа военачальники собрались. Вас ждут.

Я взглянул на часы и отправился к своим воеводам. То есть не воеводам, конечно, а генералам. Давят все-таки на психику эти арочные своды и аляповатая роспись Теремного Дворца русских царей. Так и мерещатся по углам долгобородые бояре, потеющие в своих шубах и огромных шапках.

«Надо отсюда съезжать. Жить и работать в этом музее решительно невозможно».

На совете присутствовали: всей армии начальник генерал Подуров, всей кавалерии голова Овчинников, всей артиллерии руководитель Чумаков. А также генерал Крылов, глава тайного приказа Соколов-Хлопуша, его заместитель Шешковский и мастер войны в тылу врага Мясников, который не вполне оклемался от вчерашней прилюдной порки и потому держался неестественно прямо.

— Тимофей Григорьевич, ты как себя чувствуешь?

Шепнул я ему перед началом.

— Ничего, государь. Бывало и хуже.

Я осторожно похлопал его по плечу, уселся во главе стола и обратился ко всем:

— Ну что, друзья мои. Москва взята, но конца войне пока не видно. Силы наши вам всем известны, а вот что есть у неприятеля, хотелось бы послушать. Тимофей Григорьевич, — я снова обратился к Мясникову, — ты как, архивы кригс-комиссариата захватил? Чиновников допросил?

Мясников, поморщившись, встал.

— Да, государь. Как ты и велел, особое внимание тому уделил, — и на полтона ниже добавил: — Оттого и за Павлом не доглядел.

Я сделал жест рукой — «Забудь» — и изобразил на лице заинтересованность.

— Для начала Питребурх. В городе да в Финском крае под рукой у Екатерины тысяч пять пехоты и драгун плюс сколько-то народа из флотского экипажа. Сколько точно, военная канцелярия не знает, ибо это другое ведомство, но полагают, что тысячи две-три. Ибо основные силы в Средиземное море ушли.

Я кивнул, принимая неполную информацию. Мясников продолжил:

— В городах Курляндии, Эстляндии и Лифляндии по гарнизонам еще тысячи три четыре, но в основном инвалиды и рекруты. С Польши может быть переброшен Нарвский карабинерный полк. И это почитай все. Ну разве что шведский король поможет.

— А кстати, сколь велика армия у шведов? — спросил я присутствующих, и все замялись. Выручил всех Шешковский:

— В последней войне, государь, у шведов восемнадцать тысяч под ружьем было сразу и еще пять они навербовали в процессе. Непосредственно в Финляндии шведских войск было тысяч пять-восемь. И перебросить их в город морем дело недолгое. Это если Екатерина с Густавом договорится.

— Спасибо, Степан Иванович, — кивнул я тайнику. — Итого, если учесть, что в Петербурге две сотни тысяч жителей и огромные арсеналы, меньше, чем со всей нашей армией туда соваться нечего. А пока мы будем штурмовать Питер, у нас могут отнять Москву.

Я снова обратился к Мясникову:

— Тимофей Григорьевич, что известно о главной армии?

— Всего списочный состав сто двадцать пять тысяч. Но пока не известно число потерь по армии, а они должны быть высоки. По болезням в основном. Следует ожидать в строю примерно сто тысяч штыков. Может, меньше.

— Это если к Румянцеву татары не примкнут, — проворчал Подуров. — Коли так, то ещё полсотни тысяч конных может оказаться.

«Это против наших неполных двадцати тысяч! Хреново…»

— Как скоро они могут дойти до Москвы?

Ответить решил Крылов:

— Дозволь мне, государь. Я уже прикидывал. Если считать от ставки Румянцева в Кишиневе. При обычных переходах и при заходе в большие армейские магазины в Полтаве за припасами получится дней восемьдесят. Такое же расстояние и для второй, «крымской» армии при заходе в Бахмут. Быстрее не получится, если только не двигать армию по разным дорогам и мелкими частями. А этого делать никто не будет. Не дураки там командуют.

Я кивнул отцу будущего баснописца.

— Спасибо, Андрей Прохорович. Стало быть, восемьдесят дней. За это время мы, конечно, получим от Ефимовского ещё десять тысяч в новых полках. И это почитай все. Конечно, мы мобилизуем по призыву крестьянскую молодежь. Думаю, тысяч сто с центральных районов России призвать сможем. Но сами понимаете, полноценную армию из них за пару месяцев сделать невозможно. Так что хочу послушать ваши соображения.