Олег Воля - Шапка Мономаха

— Больше, — опять вмешался Суворов, — в начале кампании калмыки семнадцать тысяч выставили.

— Забываете, Александр Васильевич, что в семьдесят первом году половина калмыков с Волги в Джунгарию откочевала. Под руку Китая. Так что прежних контингентов можно уже не ждать. Дай бог, пять тысяч выставят.

Суворов удивленно посмотрел на меня. Видимо, таких деталей он не знал.

— Итак. Насколько я понимаю тактику набегов, ногаи сначала будут двигаться единым большим отрядом, а потом в дальней точке похода рассыплются на мелкие и начнут сгребать в полон всех, кого поймают, двигаясь назад. В этот момент их боеспособность падает. Так что есть хорошие шансы всю эту орду на ноль помножить.

Все уставились на меня с недоумением, только Новиков усмехнулся и чиркнул что-то в блокноте.

— Э… — я оглядел моих полководцев. — Ну, в математике есть правило. При умножении любого числа на ноль получишь ноль. Так что ногаев надо постараться вырезать подчистую. А потом пусть калмыки и казахи идут за Кубань и грабят ногайские и татарские кочевья. Если после этого там никого в живых не останется, я переживать не буду.

Все согласно покивали. Чего их жалеть, басурман. Нынче времена негуманные.

— Если с этим набегом казаки и инородцы разберутся до нашего главного сражения, то казакам надо поспешать к основной армии на помощь. Когда, кстати, Румянцев ожидается? — спросил я, адресуясь к своим тайникам и Савельеву. Между главами двух ведомств произошла короткая дуэль взглядов, и встал отвечать Савельев. Конкуренция спецслужб, залог моего спокойного сна, однако.

— Та часть армии, что из Бахмута, вышла уже в Харькове. А та, что из Полтавы, уже к Батурину подходит. Встретиться они должны под Орлом.

Я мысленно прикинул расстояния между озвученными пунктами и удивился.

— То есть они из мест базирования вышли, прошли уже верст по триста, и вы только сейчас это заметили? Они же на марше уже как минимум две недели!

— Виноват, государь, — скривился Савельев, по сути не за свои огрехи отвечающий, — ослепили нас. Полагаю, что гонцов по дорогам перехватывали. Только из-под Харькова да Батурина наши люди и смогли весточку отправить.

— Ясно, — проворчал я, который раз досадуя на нынешние убогие средства связи, — Значит, у нас две недели до слияния армии Румянцева под Орлом, и еще дней десять им маршировать до Тулы. Мимо нее они пройти не смогут. А там и до Москвы рукой подать. Значится, под Тулой и будем их встречать через три недели.

Я побарабанил пальцами и искоса глянул на Суворова. Он хмурится, но внимательно прислушивался. Ну что ж, мой друг, сейчас еще немножко демонстрации торговли национальными интересами в исполнении моей бывшей супруги. (Мы же в разводе отныне.)

— Еще одна опасность надвигается с севера, — продолжил я, — Екатерина сдала Петербург и все прибалтийские земли под шведов. Пустила, так сказать, козла в огород.

Я обратился на этот раз прямо к Шешковскому:

— Степан Иванович, расскажите нам, что вообще в Петербурге происходит. Сколько и каких шведских войск высадилось?

Шешковский к ответу был готов. Встал, поклонился.

— В Петербурге настроения очень тревожные. Хлеб вздорожал почти в десять раз. Иные товары еще больше. Поскольку торговля этим летом замерла, как и многие работы в городе, то масса людей осталась без средств к существованию. Было несколько бунтов с грабежами складов и амбаров. Полиция их подавила. Сейчас всякий может за порцию еды устроиться на так называемые общественные работы или вступить в ополчение, где кроме еды еще и жалование платят. Таким макаром генерал-полицмейстер Чичерин уже пять тысяч навербовал.

— А на сколько продовольствия в Петербурге хватит? — спросил я.

Шешковский несколько удивился.

— Да на сколько угодно. Зерно без проблем завозят из Лифляндии и Польши. Цена только выше, что на бедных людях очень сказывается. А бедными в городе как бы не половина нынче считается.

— Ладно. Что там с шведами?

— Шведы высадились не только в Петербурге, но и как минимум в Риге. С иных мест депеши еще не поспели. В направлении Москвы готовятся выступить три полка пехоты и полк кавалерии, плюс к ним Ладожский пехотный полк и ландмилиционный. Имеют с собой два десятка легких пушек. Общая численность свыше пяти тысяч. Я полагаю, что это несерьезно. Всего лишь только демонстрация решительности. Всерьез шведы на Москву не собираются. Иначе могли бы выдвинуть тысяч тридцать пехоты.

— Понятно, — я обратился к Подурову: — Что у нас на том направлении делается?

— В Вышнем Волочке уже месяц как укрепляется полк Анджея Ожешко. Место там удобное. Единственная дорога промеж болот и озер. А в самом Волочке канал поперек дороги. Вот поляк на нашей стороне редутов и понастроил. Пушек с расчетами Чумаков ему выделил, так что в том месте Ожешко и один от шведов отобьётся. Но на всякий случай аналогичная позиция сейчас возводится в Выдропужске на реке Тверце. Новобранцев из ближайших сел и деревень мы к Ожешко посылаем, так что какой-никакой резерв у него есть.

— Хорошо. Думаю, что наступление шведов и Румянцева будет по времени согласовано. Так что сроки готовности те же. Но страшно всего один полк оставлять на направлении. Коли ему помощь потребуется, то пока мы об этом узнаем да отреагируем, время уйдет. А посему будем строить в Вышний Волочек линию оптического телеграфа.

Народ удивился. Посыпались вопросы. Пришлось разъяснять принцип на примере сигнальщика с флажками. Перфильев принял к исполнению распоряжение строить цепочку башен для телеграфирования. От Москвы до Вышнего Волочка таких башен надо около тридцати, а подготовку телеграфистов можно будет организовать прямо у Кулибина в логове.

Пока я рассказывал, Суворов аж вперед подался, заинтригованный и удивленный. Я про себя хмыкнул. «Правильный я путь выбрал. Рано или поздно, но будет Суворов в моей обойме».

Дальше зашел разговор о степени готовности новых войск.

Если резюмировать, то единственное, что было по силам свежесформированным полкам, это маршировать колонной на врага и броситься на него с штыками и пиками наперевес. Да-да. Именно с пиками, ибо ружей не хватило примерно для сорока тысяч новобранцев. Да и те ружья, что попали в руки вчерашнего крестьянина, тоже особой опасности для врага не несли и были по большому счету стреляющим копьем.

Жолкевский в сердцах предложил:

— Ну, если мы не можем быстро сделать ружья, давайте хоть дротики сделаем.

При этих словах у меня сверкнула идея. В свое время я интересовался римскими легионами (да кто ими не интересовался?), и встречалось мне описание метательного оружия легионеров поздних эпох. Они тогда массово отказались от пилумов в пользу более эффективных «плюмбат». Этот метательный снаряд представлял собой короткий, но острый стальной наконечник с свинцовым утяжелителем и деревянным оперенным хвостовиком. На каждого легионера приходилось по пять плюмбат. Метался он за хвостовик и летел на 50–60 метров. Причем если дротик на излёте практически полностью растрачивал сообщённую ему начальную энергию броска, то плюмбата даже на предельной дальности своего полёта сохраняла запас энергии, достаточный для того, чтобы поразить жертву.