Иван Оченков - Стрелок-3 Митральезы Белого генерала. Часть вторая.

- Экое побоище! – с явным почтением в голосе заметил командовавший ротой капитан.

- Да уж, постреляли маненько, вашбродь, - скромно заметил в ответ Федя.

[1]Мультук – среднеазиатское кремневое ружье.

[2]Басон – галун на погоне. Лычка. Приказный – ефрейтор у казаков.

Аул Бами, бывший некогда текинским укреплением был занят русскими еще в мае месяце, причем без единого выстрела. Кочевники, справедливо опасаясь знаменитого белого генерала, предпочли не рисковать, и отошли, оставив неприятелю не только свои жилища, но и засеянные поля вокруг. Теперь солдаты из Самурского полка и Кавказского линейного батальона, «вооруженные» для такой надобности серпами и косами, убирали по очереди чужой урожай. А чтобы бывшие владельцы, раздосадованные потерей, не организовали нападения на «жнецов», их прикрывали разъезды казаков из Таманского и Полтавского полков. Один из таких патрулей и встретил возвращающихся из Бендессен охотников.

- Что с вами приключилось, барон? – удивленно спросил молодой хорунжий, заметив мрачного, как туча в ненастный день, фон Левенштерна.

- Мы есть попали в засаду, - охотно стал отвечать тот, но поскольку его ломаный русский был малопонятен для однополчанина, тот начал расспрашивать казаков, доктора Студитского, выделяющегося среди прочих окровавленной повязкой на ухе, а так же ехавшего замыкающим Будищева.

Таманцы, подозрительно косившиеся на своего урядника, старались отделаться односложными ответами. Дескать, попали в засаду, да отбились. Чего уж тут толковать? Врач, возможно, с удовольствием посвятил бы офицера во все душераздирающие подробности их приключения, но из-за обильной кровопотери сильно ослабел, и теперь с трудом держался в седле. Так что отдуваться пришлось моряку. Впрочем, и он не слишком потрафил любопытству молодого человека.

- Стреляли! – устало пожав плечами, отозвался Дмитрий.

- Но как?!

- Долго. Чертовски долго!

К счастью для любопытного хорунжего нашелся один человек, не пожалевший для него подробностей. Им оказался, разумеется, Федя Шматов, обладавший счастливым даром не унывать в любой ситуации. Увидев рядом с собой свободные уши, просто изнывающие от информационного голода, бывший ефрейтор охотно присел на них и с удовольствием вывалил все доступные ему сведения.

- Эх, мне бы туда! – не без зависти в голосе прошептал офицер, провожая взглядом героев. – Тут бы не то что клюквой [1] пахнет… тут в георгиевские кавалеры прямиком…

Представив, как выигрышно смотрелся бы орден святого Георгия на его черкеске, молодой человек дал своему жеребцу шенкеля и погнал его вдоль свежеубранного поля.

Весть о случившемся так быстро разнеслась по Бами, что не успели охотники сдать своих раненных в лазарет, как туда примчался сам Скобелев в сопровождении штабных и конвоя.

- Что с ним? – требовательным тоном спросил генерал, показывая на едва стоящего на ногах Студитского.

Фон Левенштерн, вытянувшись в струнку, принялся докладывать, но плохое знание государственного языка Российской империи снова сыграло с бароном дурную шутку. Ничего не поняв из его невнятного лопотания, Михаил Дмитриевич, нетерпеливым жестом заставил курляндца молчать и обернулся к Будищеву:

- Говорите вы!

- Ваше Превосходительство, - устало отозвался Дмитрий. – Господин доктор был ранен в ухо во время отражения нападения банды текинцев. Поскольку бой длился почти восемь часов, оказать ему помощь не представлялось возможным, а потому он потерял много крови.

- Вы разбираетесь в медицине?

- Не особо, но перевязку сделать могу. Да и ранений в своей жизни навидался всяких. Так что, если инфекцию никакую не занесут, то жить Владимир Андреевич будет. Правда, без половины уха, а остальное до свадьбы заживет.

- Он женат, - машинально поправил генерал.

Кондуктор в ответ лишь пожал плечами, дескать, в таком случае, и беспокоиться не о чем. Скобелев же, убедившись, что здоровью его давнего друга ничего не угрожает, продолжил допрос:

- Много ли было текинцев?

- Примерно три сотни. Возможно, больше, но не на много.

- И вы отбились? – с явным недоверием в голосе спросил командующий.

- Да.

- Моряк явно привирает, - по-французски заметил один из спутников генерала – лощеный подполковник с золотым аксельбантом генштабиста на груди. – За ними такое водится не меньше, чем за казаками.

Не смотря на то, что кондуктор не знал галльского наречия, тон штабного был настолько красноречив, что догадаться о его смысле не составляло ни малейшего труда. Скобелев, судя по его выражению лица, придерживался того же мнения, но Будищева это не смутило.

- Ваше превосходительство, - почтительно, но вместе с тем твердо продолжал он, - осмелюсь доложить, что уже после боя к Бендессенам подошла рота капитана Ракитского. Он и его подчиненные видели трупы убитых нами врагов и даже пересчитали, перед тем как зарыть.

- И сколько же супостатов вы положили?

- Только оставшихся на месте – девяносто восемь. Кроме того, некоторое количество убитых они увезли с собой. В числе последних – своего предводителя.

- Почему вы решили, что это был предводитель? – встрепенулся говоривший по-французски подполковник.

- Одет богато и всеми командовал, - пояснил Будищев.

- У вас было время его рассмотреть?

- У меня было время его подстрелить. А также четверых его приближенных.

- Надо бы узнать через лазутчиков, кто это был, - задумался Скобелев. – Может, сам Махмуд-кули-хан?

- Я займусь, - кивнул офицер.

- Что же, если все, так как вы говорите, - повысил голос генерал, - то вот мое слово: Все участники этого дела получат знаки отличия военного ордена .[2]

- Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, - скривил губы в легкой усмешке Дмитрий. – Только у меня уже и так полный бант. И даже медаль на аннинской ленте есть. Вы лучше моего Федора наградите. У него всего один крест, ему пригодится. Он хоть и слуга, а дрался наравне со всеми!

- Вот как? Ах, да, припоминаю. Вы, кажется, служили в Рущукском отряде?

- Так точно. В Болховском полку.

- Что же, я вас услышал, кондуктор. Теперь можете отдыхать.

К себе Будищев и Шматов вернулись поздно вечером. Пора было уже устраиваться на ночлег, но у наших героев с самого утра маковой росинки во рту не было и теперь им просто неимоверно хотелось есть. Проблема была лишь в том, что ужин предстояло еще приготовить.

Обычно готовкой для господ офицеров в походе занимаются денщики, иногда проявляющие просто чудеса кулинарного искусства. Чего стоит «бикштепс с рысом» - слипшиеся между собой, обугленные куски чего-то невообразимо твердого без малейшего подобия подливы, лежащие поверх горки круто сваренного риса на чеканном блюде. Или, к примеру, «плов», в который верный «Санчо Панса» русского офицера, помимо баранины, ухитрился положить ещё и чернослив с изюмом. Говорят, у здешних аборигенов это кушанье выходит просто восхитительно, но вот беда, денщики ни разу не туркмены и не узбеки, а потому их господам ничего не остается, как давиться этой бурдой на прогорклом масле.