Комбат Найтов - Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист [сборник litres]

– Сбитые есть? Надо немедленно поднять их. – Арнольд очень заинтересованно посмотрел на Нимица.

– Сбитых нет. РЛС крейсера и береговые РЛС не смогли обеспечить ведение огня по целям и наведение истребителей. Самолеты произвели высотное торпедометание и ниже 13 000 футов не спускались. Безопасно вышли из пике и ушли на высоту.

– Все, господа! У нас есть договор об Объединенных Нациях. Боров сделал глупость и неверно оценил силу вероятного противника. Говорим: «Чиз» дядюшке Джо. На этом этапе он – победил! – за всех резюмировал президент.

В общем, восьми часов на «подумать» хватило, чтобы отказаться от ратификации договора с Германией, но начался правительственный кризис в Англии, многие лейбористы вышли из коалиции, и правительство вынуждено было, по конституции, подать в отставку. Не все и не везде восприняли это соответствующим образом. Германия ждала, текст сепаратного договора у нее был, не зря пропустили Роммеля, а в Англии начались реальные боевые действия между сторонниками и противниками договора. На стороне «противников» выступили вторая и третья армии США (сухопутные). Восьмая воздушная придерживалась нейтралитета, но прекратила боевые вылеты, так как оказались сорваны все логистические схемы. Длилось все это целую неделю, в конце концов, сторонники лейбористов ворвались в резиденцию премьера, и он был повешен за ноги на фонаре на Даунинг-стрит. Повторил судьбу итальянского диктатора Муссолини. Получив известие об этом, 22 июня 1944 года известный австрийский политический деятель Адольф Шикльгрубер, больше известный как Гитлер, подписал приказ о капитуляции Третьего рейха перед Советским Союзом, и в 04.00 по московскому времени, ровно через три года после начала Великой Отечественной войны, передал копию этого приказа представителям советского командования и сдался сам. С этого момента германские вооруженные силы прекратили сопротивление и сдались представителям девяти действующих фронтов в Европе. Итальянский фронт сдался генералу Эйзенхауэру в Северной Италии. Британцам сдаваться они отказывались.

Я вернулся в Воронеж уже в августе, измочаленный необходимостью держать все под контролем и ежедневно отчитываться перед Верховным, настроение которого «плавало» в зависимости от ситуации. Все шло слишком хорошо для нас. Но он, как никто, понимал, что мы выиграли в «покер»: бомбы у нас не было, наработано всего пять килограммов плутония, а торпед РАТ было еще на один вылет эскадрильей. Реактивных двигателей делалось шесть штук в день. Трех модификаций. Это был блеф. Но! Он сработал. В Берлин Сталин прилетел на новом реактивном «специальном» самолете. Встреча в верхах началась с его осмотра всеми участниками: Рузвельтом, с помощниками, и Эшли, с такими же. Сказать «союзникам» было нечего: обошли! Дни и ночи были насыщены работой по самое «не хочу». И вот – дома! Девятое августа, только прилетел, выгнал всех на три буквы, потому что устал смертельно. Все встречи перенес на завтра. Прилег на кровать и перебираю произошедшее за эти месяцы. Дома тихо. Сашка подключилась к воспоминаниям. Она тут уже вовсю умеет управлять самолетами, взлетать, садиться, пробовала говорить: получается нормально. В общем, ожила. И тут слышу: меня кто-то зовет по имени. Настойчиво, и руку мне гладит. А вокруг – никого. Тут Сашка:

– Ты чего задергался?

– Меня кто-то зовет.

– Если зовет, значит – я.

– Тебя я «слышу» отдельно, а это идет по звуковому каналу, и ощущаю касания по руке, а никого рядом нет. Шиза какая-то!

– Олежек! Иногда требуется доказывать любимому человеку, что ты сможешь. Все сможешь. Я поставила себе задачу найти тебя в будущем, и увидеть человека, которого я люблю. Если ты меня слышишь там, отзовись, и ты вернешься в то время, из которого пришел ко мне. Мне хочется, чтобы ты увидел, как это у меня получилось. Иди. И помни, что я тебя люблю.

И я попытался открыть глаза. Получилось! Высокий потолок, натяжной, люминесцентные лампы по краям за ним дают рассеянный свет. Но даже такой мягкий свет режет глаза, сильно болит голова, и мириады мыслей проносятся в мозгу, как будто напротив «неправильных» мыслей» или воспоминаний кто-то ставит значок: не читать! Я – не один! Рядом сидит старая и очень красивая женщина, удивительно красивая в своей увядающей красоте. У нее большие брыли, много морщин, шея вся покрыта ими. Явно она получила эти морщины в кабинах самолетов, а не в салонах красоты. Лицо абсолютно знакомое: Сашка, только седая, как лунь. И даже прическа – моя. Короткая, но седая. Попытался помотать головой, чтобы облегчить боль.

– Олежек! Ты меня видишь?

– Да, Сашенька, только мы здорово изменились!

– Не мы, только я. Возраст! Хочешь на себя посмотреть?

– Да нет, наверное. Не хочется разочаровываться!

– Да ничего, смотри, тебе всего сорок восемь. – И она повернула на меня зеркало, которое было у нее в руке. Ну, так, ничего, такой, какой был, только бледный очень. Она улыбалась.

– Саша, мне «моя» память говорит, что ты – главный маршал авиации СССР, космонавт и главнокомандующий космическими силами Советского Союза. Я что-то не понимаю.

– Ну да, я – главный маршал, но последние два года выполняю роль сиделки возле тебя. Я подала в отставку, но ее не приняли, а предоставили отпуск по уходу за сыном. Маргриэта тебя бросила два года назад, и я тебя усыновила. Я нашла тебя давно, сразу, как ты родился в шестьдесят третьем. Но просто издали наблюдала, что будет происходить. Твой отец погиб в то же время, что ты мне рассказывал, мама умерла четыре года назад в те же сроки. Ты закончил Борисоглебск, и девятого августа 2008 года тебя сбили в Венесуэле, ты приводнился на озере, тебя привезли в Союз. Из комы ты не выходил. Я знала, почему, и приняла решение выходить тебя, как ты выходил меня в сорок первом – сорок четвертом. Раньше сказать тебе о том, что я о тебе все знаю, я не могла.

– А муж, дети?

– В этой жизни у меня был единственный любимый человек: Олег Иванов, подполковник, теперь – генерал-майор. К сожалению, он родился тогда, когда мне было сорок пять лет. И требовалось доказать ему, что то, что он делал – находится в надежных руках. Сегодня 8 декабря 2011 года. Ровно семьдесят лет назад ты спас меня в третьей хирургии Главного военного госпиталя. Долги надо оплачивать. Мы сохранили нашу страну.

Комары разлетались из-под ног и жундели вокруг голов старого и малого, которые пробирались через плавни еще полноводной Сырдарьи к заветному омуту. У старого были отличные «вьетнамки» – бамбуковые складные спиннинги и шестиметровые трехколенные удилища. У малого – трехколенный высушенный ивовый тальник, который мог соединяться при помощи трубок, добытых с ракетного кладбища. Чуть пыхтя и отмахиваясь от комаров, старый и малый тяжело поднимали резиновые сапоги из солоноватой грязи. Они шли к небольшому островку с омутом, образованному течением. В камышах, залитых осенним половодьем, звучно чавкали крупные сазаны. Добравшись на место, уселись – кто на раскладной стульчик, кто на кочку.