Голубев Владимир - Бедный Павел часть 1 [АТ]

А что, тот к кузнечному делу, в отличие от старшего брата, тяги не испытывал, крестьянствовать тоже не стремился, даже невесты у него не было… Ходил Емеля то молотобойцем у отца и брата, то в деревенских пастушках. Не то чтобы дурачок, но какой-то неспособный к нормальной крестьянской жизни. За что не возьмётся, ничего не выходит. Только молотом лупить со всей силы и мог, а это в деревне нечасто и требуется.

Так что в рекруты ему судьба была пойти. Он и пошёл. Обнял на дорогу родителей, помахал кулаком пред носом брата: как же, коли вместо тебя иду, так должен ты так жизнь прожить, чтоб все обзавидовались! И оставил своё сельцо Колядино навсегда.

Вот здесь и понял он, что жизнь его до этой поры сказкой была. Ростом в целых два аршина [xv]и десять вершков[xvi], был он истинным великаном. Но характер у Емельки был в отца – тихий и робкий, поэтому в начале службы поручик на рекрутской станции попытался продать его обманом на демидовские заводы. Помешало тому только то, что на слух о медведе, забритому в рекруты, прискакал капитан Копорского полка, возжелавший заполучить его в создаваемую гренадерскую [xvii]роту. И приехал он очень вовремя, когда на дежурстве был другой офицер, не состоявший в доле с жуликоватым поручиком – всё вскрылось. Емелька отправился в Санкт-Петербург – в полк, а поручик – на суд губернатора.

В полку он сразу был определён в гренадерскую роту – с таким ростом без вариантов. Больше всего его командиры боялись, что его заберут в гвардию без какой-либо оплаты им. Поэтому припрятали его в полковой слободе и не выпускали в город. Там же оказался и его землячок. Ну как земляк, просто оба – тверские, но всё-таки.

Захар Пономарёв был отправлен в рекруты как вор. Поймали его на краже у соседей и не в первый раз, вот мир его и отдал[xviii]. Хотел бежать по дороге, но старший попался внимательный, лоб ему забрили сразу и ловили два раза, пороли потом так, что несколько дней в побег пойти не было сил. Когда попал в полк, там уже знали его репутацию и тоже заперли в слободе, где их учили солдатской жизни. Там они и познакомились и даже подружились.

Прошёл год и Емельян оказался хорошим гренадером, а Захар мушкетёром, и вот собрались отправить их уже в постоянные роты. А перед этим, наконец, разрешили выйти из казарм в город. Вот тут и решили дружки гульнуть напоследок. Зашли в кабак, выпили-закусили, пошли дальше гулять по городу, смотреть на людей, на дома, каких раньше не видели. Может и ещё где выпить.

Оба были слегка пьяны от выпитого в кабаке и от ощущения свободы. Они брели по улице, не разбирая дороги, весело переговаривались и не обращали внимания на окружающих, но шум, раздававшийся за углом, был слишком громок и вынудил их остановиться и замолкнуть.

- Что это, Захарушка? – непонимающе произнёс Карпов.

- Дык, похоже, убивают кого-то, Емель! – удивлённо произнёс приятель.

- Эвона! – задумчиво протянул гренадер и тихонечко выглянул из-за угла. Увиденное заставило его отшатнуться и непонимающе уставиться на друга.

- Что там?

- Там, это, какого-то мальчонку с гайдуками убивают. Непорядок, брат, ребёнок же! – Карпов глянул на приятеля, и, поймав ответный задорный взгляд Захара, — Где наша не пропадала! – рывком кинулся к месту схватки…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Ехать было далеко, и мы скакали всю короткую летнюю ночь, однако к утру уже на окраине города наш конвой странным делом пропал. Гайдуки заволновались. Старший из них – Григорий — нервно сказал:

- Знаешь, Ваше Императорское Высочество, странно это. Конвой просто так не пропадёт, если на них напал кто, мы бы увидели, а так оторвались от нас и понимай, как звали. Что-то не так. Ловушка, похоже…

- А что же они нас сами не порешили? – спорил с ним второй гайдук, Степан.

- Если бы они нас сами убили, глядишь и признался кто из преображенцев, или заметил кто, что это именно они так нас… – вмешался уже я.

Мы начали нервно оглядываться. Потеряли-то мы свой конвой в мелких улочках. Завёл нас наш конвой туда, а мы уже устали и не поняли, что нас заводят в засаду.

Всё верно, из-за угла вывернула группа оборванцев. Они и были той засадой, которую мы ждали. Оборванцы оказались хорошо вооружены и открыли огонь из пистолетов. Гайдуки были ребятами очень опытными, Алексей Григорьевич дал мне в охрану лучших из лучших, видно, чувствовал что-то. Григорий и Степан подняли своих лошадей на дыбы, прикрывая меня от огня нападавших.

Лошади получили сразу по несколько пуль и с жутким плачущим ржанием завалились на землю, а ребята успели соскочить, да ещё и пистолеты из седельных кобур с собой прихватили. Я воспользовался предоставленной мне паузой и соскочил со своего коня, также вытащив пистолеты.

Гайдуки открыли ответный огонь и не промахнулись в отличие от нападавших, трое рухнули, один из них оказался ранен в живот и огласил округу своим криком. Ребята ударили в сабли, против каждого было по несколько врагов, и, скорее всего, они бы не смогли сдержать нападавших. Григорий кричал мне, чтобы я бежал, называя меня Игнатием, надеясь хоть как-то отвлечь от меня внимание.

Я же словно заледенел. Нет, не впал в ступор, просто мысль бежать за всю схватку у меня в голове даже не промелькнула. Я бросил один пистолет под ноги, поднял второй двумя руками и выстрелил, как учили. Попал. Поднял второй, опять прицелился. За это время Степан получил удар палашом в плечо. Я выстрелил – не попал, Степану разрубили голову. Григорий остался один. Всё должно́ было закончиться за считаные секунды. Я вытащил шпагу, но чтобы я сделал один против шестерых?

Но всё резко изменилось, из-за угла с диким рёвом вырвались две фигуры в солдатских мундирах – один как медведь, второй как росомаха. Они были вооружены только тесаками, но большой просто, как спичку, сломал ближайшего к нему убийцу, схватил его палаш и тут же разрубил пополам следующего. В это время тот, что поменьше своим ножом почти одним движением зарезал ещё двоих.

Григорий почувствовал изменение обстановки и так ловко закрутил саблей, что его противники невольно отступили. Я, просто, молча, подошёл к нему сбоку и ткнул остриём шпаги в бок одному из его противников. Тот схватился за рану, и тут же Григорий срубил ему голову. Всё это произошло буквально за мгновения. Вся схватка перевернулась, последний нападавший это почувствовал и побежал.

Но недалеко. Тот, что поменьше, метнул свой тесак и попал ему точно под левую лопатку.

Картина поля боя была кошмарной. Площадка была залита кровью, человеческой и лошадиной и усыпана мертвецами и частями тел. Одна лошадь ещё была жива, билась в муках и жалобно ржала.

Горячка схлынула, я почувствовал дурноту, но пытался сдерживаться, сохраняя лицо. Всё испортил медведеподобный солдат – его начало рвать с такой силой и звуковыми эффектами, что сдерживаться дальше было невозможно – меня стошнило прямо в кровавые лужи под ногами. К нам присоединился и второй нежданный помощник, и только Григорий сдержался.