Александр Терников - Завоевание 2.0 книга 4

Выступление маркиза потонуло в возмущенных возгласах всеобщего негодования. Маркизу послышалось, что тот же Писарро явственно высказался по его поводу в выражениях типа: "напыщенный осел" и "мешок с дерьмом" и "Время советов давно прошло. Беспокоиться ни о чем, кроме сражения". Но сегодня маркиз на время смерил свою благородную гордость, сделав вид, что пропустил эти гнусные слова мимо своих ушей. Сейчас еще не время и не место. А позже он непременно сведет счеты с этим свинопасом!

На совете спорили долго, предлагали разнообразные фантастические варианты, но в результате никакого решения так и не было принято.

Как огорченно вынужден был констатировать факты в заключении Франциско Нуньес:

— Противник бьет из бойниц так, что солдаты доведены до крайности. Воевать некем и нечем, а прочь нам идти бесчестно! Такого позора испанское оружие еще не видело; мы воевали мы целые царства и торжествовали великие победы, а теперь несем стыд от горсти незначительных подлых людишек.

А на следующий день пять кораблей, на которых находилось сто пятьдесят матросов и сам адмирал Родриго Квинтеро, "храбрый рыцарь", самовольно уплыли с утренним приливом. Маркизу же передали письмо, в котором адмирал в весьма витиеватых выражениях уведомлял командующего, что находиться тут постоянно он не обязан, а поскольку овладеть крепостью в ближайшее время дело невозможное, то потому он отплывает обратно в Санто-Доминго с важными донесениями для Аудиенции и также за подмогой.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

После бегства части испанских кораблей теперь с нашими врагами у нас по людям установился устойчивый паритет, если не сказать более. Но мы по-прежнему не форсировали события. Три дня мы изматывали нашего противника внезапными ночными и даже дневными вылазками. Испанцев мы в них немного щипали, но без особого результата, существенных потерь они не понесли, впрочем, как и мы.

Теперь испанское войско постоянно было на стороже, караулы были усилены и удвоены. Солдаты даже спали в доспехах. Но, число заболевших у них все так же постепенно прибавлялось. В осадной армии нарастала тревога, среди солдат ползли нелепые слухи о стотысячных армиях жестоких каннибалов, идущих на подмогу осажденным, из далеких глубин континента. Командиры, как могли, увещевали солдат успокоиться. Измотанные испанцы не хотели дожидаться и проверять эти слухи — с них хватило. Постоянные поражения плохо сказывались на моральном духе воинов, и даже старые, закаленные в боях конкистадоры отказывались сражаться.

Они теряли сознание из-за полученных ран и от перенесенных болезней, их волосы и бороды были спутаны, их неухоженные латы заржавели, они не уделяли себе должного внимания и выглядели так, как любой на их месте, кто на протяжении долгого времени не ложился спать, не взяв с собой оружие.

На третий день после частичного бегства кораблей, нам все же довольно удачно удалось обстрелять испанский сторожевой пикет, и заманить погоню на зарытые ночью бочонки с порохом, которые нам счастливо удалось запалить и взорвать, пока разгоряченные испанцы не сообразили, что к чему. Вот это было уже что-то: восемь убитых врагов и шестеро раненых, почти столько же сколько испанцы потеряли за все остальные наши наскоки. У нас тоже имелся один убитый и трое раненых за этот же период.

Чаща весов медленно и верно качнулась в нашу сторону. Теперь преимущество было уже у нас. Испанцы это тоже быстро поняли, и осада частично была снята. Все пикеты и дозоры вокруг города отошли обратно в укрепленный лагерь. Яркий жест отчаяния! Также были отозваны из окрестностей и кавалерийские разъезды, теперь было понятно уже и для самых недогадливых, что испанцы приготовились к эвакуации, причем этот момент наступит со дня на день. Мы готовились обрушиться на испанский арьергард, когда половина войск нашего врага погрузится на свои корабли. Нужен был хороший завершающий удар, чтобы поставить жирную точку в этой войне, подобно тому, как искусный пиротехник заканчивает праздничный салют фейерверком из ракет. Понимал это со всей очевидностью и наш потрепанный противник.

Вначале он небольшими партиями грузил на корабли своих больных и раненых. Скоро это заметили простые солдаты и внезапно запаниковали. Необъяснимый ужас вдруг охватил всех! Вся людская масса в единый момент бросилась к шлюпкам, в испуге, что их могут при грядущей эвакуации забыть на берегу. Это был спонтанный порыв, захлестнувший толпу людей, который невозможно было предусмотреть. Он оказался неожиданным как для нас, так и для самого испанского командования.

Мы спешно выводили свои войска из города, готовясь атаковать, когда первая партия испуганных сеньоров уже плыла к своим судам. Около сотни человек. Еще около полутора сотен матросов находилась на кораблях и около двухсот пятидесяти раненых и заболевших частями удалось погрузить на суда (небольшими партиями) за прошедшее время. На берегу в приступе безумной паники, иррациональной и роковой, теснилось и бесновалось около восьми сотен испанцев, из которых почти половина были ранеными и больными. То, что они увидели выходящее из южных ворот Веракруса наше грозное и беспощадное войско, численностью в пятьсот пятьдесят человек, (вместе с индейцами лучниками), плюс к ним полсотни туземных слуг с тремя легкими фальконетами и прочим боезапасом, эту панику только усилило необычайно. Бессмысленные действия испанцев напоминали мне мучительные конвульсии смертельно раненного великана с заранее предсказуемым исходом. Так начиналась знаменитая Веракруская Катастрофа!

Сотни полторы испанцев все же взялись за оружие, чтобы дать нам отпор, сдержать нас на время эвакуации, остальные только теснее сбились в толпу на берегу, в ожидании своих шлюпок. Так же испуганные дети стараются покрепче прижаться к матери. Но нам потери тоже не к чему. Обстреливаем этих испанцев издали, постоянно и конвейерным методом.

— Пехота пошла. Залп! — раздаются рядом командные крики.

Почти тридцать испанцев, как подкошенные, сметенные густой россыпь свинцовых шариков, валятся на горячую землю. Но из второй шеренги уже передаются новые заряженные мушкеты, из рога пороховницы мгновенно подсыпается свежий порох на полку и подносится запальный фитиль… Следует новый залп, а потом еще и еще. Ведется непрерывный огонь на подавление всяческого сопротивления.

Мы организуем чудовищный огненный вал, сметающий все на своем пути. Нам противостояло тоже небольшое количество стрелков — около сорока, остальные были вооружены холодным оружием, но они были буквально за пару минут сломлены огнем наших ста пятидесяти аркебуз и мушкетов и сотни арбалетов и быстрым темпом начали отступать, охваченные животным ужасом откатываться по направлению к своим товарищам. Все испанские козыри оказались побиты! Это был кошмар! Коллапс! Испанские шлюпки уже шли обратно, готовясь принять следующую партию беглецов, так что часть людей, охваченных паническим страхом, бросилась вплавь к ним навстречу, чтобы точно занять свое место на шлюпках.