Чайна Мьевилль - Нон Лон Дон

— Не знаю, о чем вы говорите, — ответила Занна. — Джонс сказал, что нам все объяснят предсказители.

— И нам надо отсюда выбраться, — добавила Диба.

— Вы мне поможете? — спросила Занна.

— Всенепременно, уважаемая Шуази, — почтительно отвечала женщина. — До сих пор не могу поверить, что вы уже здесь. Наконец-то! Ну, берегись теперь этот проклятый Эс-эм-оу-гэ! — Она сделала прыжок и приземлилась прямо перед девочками. — Инесса Лихоступсон — это я. А это Ева Высотник, Альфред Незнайпутейшн, Джонас Крышеходас, Марлен Трубопрыгиш…

— Меня зовут Занна. А это Диба. Очень приятно с вами познакомиться.

— Предсказители живут на каком-то мосту, забыла, как называется, — сказала Диба.

— Уважаемая Шуази, для нас огромная честь оказать вам помощь, — сказала Инесса Лихоступсон, не обращая внимания на Дибу.

— Ну вот, нам надо попасть к этому мосту.

— К Бегающему мосту, — поправила ее госпожа Лихоступсон. — Ну конечно, конечно, мы все поняли!

— Весь секрет в том, чтобы ни в коем случае не смотреть вниз, — учила Инесса Лихоступсон.

— А я и не собиралась, — гордо ответила Занна.

Итак, черепичные акробаты со всеми предосторожностями вели Занну с Дибой по крышам. Там, где надо, они ловко перебрасывали с крыши на крышу прочные канаты, из которых быстро сооружались висячие мосты, а потом, поддерживая и страхуя, переводили девочек над черными провалами улиц, не забывая при этом нашептывать им на ухо:

— Смотрите только прямо перед собой.

Вдруг совсем рядом снова раздалось жалобное блеяние. Занна с Дибой, похолодев от страха, так и застыли на месте.

— Не бойтесь, — сказала Инесса, — это просто экскурсия.

— Просто что? — переспросила Занна.

Но тут, стуча копытцами по шиферу, мимо них по крыше грациозно прошла цепочка коз, кося на девочек своими странными миндалевидными глазами.

— Так мы говорим, когда их не одна, а сразу группа. Это горные козы, — пояснила Инесса. — Экскурсия.

Животные остановились и, повернув головы, внимательно наблюдали за проходящими девочками и их спутниками. Диба оглянулась. Вдруг ей показалось, что за козьей «экскурсией» в полумраке промелькнуло какое-то бледное пятно. Промелькнуло и скрылось, и больше ничего не было видно, только меланхолически жующее козье стадо.

— Не понимаю, как вы все там живете внизу… Там же никакого чувства свободы! То ли дело здесь! — рассуждала Инесса. — Там у вас даже неба не видно, кругом одни стены. В нашем роду, например, уже третье поколение живет, ни разу не ступив на землю. Ни моя мать, ни бабушка никогда не спускались вниз. Прабабушке вот, правда, пришлось однажды. Да и то, если б не крайняя необходимость. Крыша горела.

— Смотрите, — сказала Занна, и девочки на минутку остановились, чтобы заодно отдышаться: они уже порядком устали.

Солнце уже опустилось за причудливые темные силуэты Нонлондона, оставив после себя только радужный ореол вечерней зари.

В воздухе кружило множество птиц; они собирались в стаи по родам: голуби к голубям, скворцы к скворцам, галки к галкам. И, сбившись, они летели в сторону высоких прямоугольных башен, которых над нонгородом было великое множество. А из фасадов этих зданий выдвигались тысячи и тысячи ящичков, куда и исчезали все эти пернатые. И ящички снова задвигались внутрь.

— Как выдвижные ящички у комода! — воскликнула Диба. — Оказывается, вот где спят по ночам ваши птички!

— А как же иначе, — отозвалась Инесса. — Нельзя же, чтобы они спали где попало. Представляю, какой бы это был хаос!

Над нонгородом вставало ночное светило, и Занна с Дибой в очередной раз удивленно созерцали это чудо природы. Форма здешней луны была не круглой и не серповидной. Это было идеально симметричное, горизонтально расположенное в небе веретено, разделенное посередине сверху вниз какой-то тенью, так что ночное светило было очень похоже на кошачий глаз.

— Ну вот, и идти будет не очень темно, — сказала Инесса, — наша лунья-шалунья взошла.

В темно-синем небе показались и первые звезды. И они совсем не были похожи на те звезды, которые в темные ясные ночи таинственно мерцали над Лондоном: здесь они хаотически ползали по небу, словно какие-нибудь светящиеся муравьи.

На улицах внизу с шипением разгорались уличные фонари, и из провалов между крышами вверх пробивался их оранжевый свет.

— Что это там? — испуганно спросила Диба и протянула палец туда, где тонул во мраке один из многочисленных узких переулков.

Но никто ничего подозрительного не заметил.

— Похоже, я схожу с ума, — пробормотала Диба. — Мне все время кажется, что за нами следят.

Следуя за проводниками, девочки вскарабкались на вершину одной из самых высоких крыш, и внезапно их накрыла волна далекого и вместе с тем довольно яркого света. Источник сияния находился уже за пределами Страны крыш.

— Вот это да… — прошептала Диба.

— Как красиво… — добавила Занна.

В первое мгновение девочки подумали, что это фейерверк — пышный, величественный фейерверк, самый яркий и замечательный из всех фейерверков, которые они когда-либо видели в жизни. Но они сразу поняли, что это не так: гроздья разноцветных огней застыли в ночном небе, и это было похоже скорее на гигантское светящееся дерево.

Стволом этого дерева служили хвосты нескольких ракет — самых ярких. На разной высоте хвосты эти расходились в разные стороны пучками ослепительного света, образуя как бы ветви, а потом спиралями ниспадали вниз, отчего дерево немного напоминало плакучую иву. А на ветвях этого чудесного дерева самыми немыслимыми цветами радуги сияли листья — красные, синие, зеленые, серебристые, ослепительно белые и золотые. И еще там висели, словно чудесные плоды, разноцветные сияющие шары и как бы застывшие в воздухе сверкающими искрами бенгальские огни.

— Это Ноябрьская елка, — объяснила Инесса. — Сейчас для нее лучшее время, такой красивой она больше не будет. Так что вам повезло! Две недели назад она была еще жалкая и потрепанная, будто засыхала, и почти все огни осыпались. Но в ночь на праздник Гая Фокса для Ноябрьской елки снова наступает настоящая весна.

— Обычный фейерверк, — рассказывала дальше Инесса, — длится всего несколько секунд: взлетит, вспыхнет, и упадет, и погаснет. И каждый год в ноябре, в ночь годовщины вашего «порохового заговора», самые красивые эффекты самых впечатляющих зрелищ в Лондоне, исчезая там, тут же просачиваются сюда и снова ярко расцветают на Ноябрьской елке. Весь год елка светится тускло, ее почти не видно даже в самые темные ночи, и к четвертому ноября она похожа даже не на голое зимнее дерево, а на слабый карандашный рисунок его.

А потом все начинается сначала, наступает новый цикл. И вновь помолодевшее и полное сил дерево сияет во всю свою мощь.