Михаил Ланцов - Сирота

– А и не надо ничего сдавать. Дарю. У меня еще лодки есть. А за спасение зятя и племянника – это меньшее, что я могу сделать.

– Даришь?

– Дарю.

– Ну… благодарствую.

– Ты и правда, как сказывают, все отдал отцу Афанасию?

– У меня был выбор? Ты огненников видел? То по мою душу. Не отдал бы, так вытрясли.

– Жаль… хотя понимаю и не осуждаю. Ты ведь про эту краску говорил, что ежели что найдешь еще, то обязательно ко мне наведаешься?

– Про нее.

– Жаль… очень жаль. Впрочем, если ты что-нибудь еще найдешь, то знаешь к кому обращаться. – подмигнул Агафон. – После того, что ты для меня сделал, я тебя не обижу.

– Если отец Афанасий узнает, что я с краской пришел к тебе, то меня обидит уже он. – мрачно отметил парень.

– Так все же там еще что-то могло быть? – оживился купец.

– Я этого не говорил.

– Я понял тебя, – улыбнулся Агафон. – Он не узнает.

Так минут десять и проболтали. Купец методично прощупывал отрока, давая понять, что с ним сотрудничать намного лучше и что теперь он ему чуть ли не родственник. А парень задавал сложные вопросы и старался не сболтнуть лишнего.

Наконец, наболтавшись они попрощались. И Андрейка решил прогуляться к отцу Афанасию. Дабы прозондировать что к чему. А то, мало ли? Может ему нужно спешно садиться в лодку, да «делать ноги»?

Однако далеко он не ушел.

У ворот поместья Агафона его вновь, как и в прошлый раз, ждал Петр по прозвищу Глаз.

– Опять ты по торгашам подвизаешься? – процедил с пренебрежением этот человек.

– Тебе надо чего? Или сразу пойдешь на кутак [58] Кутак – общетюрское слово, обозначающее мужской половой орган. к лешему?

– Дерзишь, щенок?

– Есть такое дело. Но ты не подумай ничего дурного. Я от чистого сердца. – произнес отрок с серьезным лицом, а потом чуть подавшись вперед снисходительным тоном добавил. – Петруша, тебе чего надо то? У меня очень много дел. Не до тебя.

– До меня.

– Серьезно?

– Куда как серьезнее. Ты долг, когда отдавать будешь?

– Какой долг? – неподдельно удивился Андрейка.

– Твой отец брал у меня в долг. Он умер. Теперь долг на тебе. Вот я и пришел спросить с тебя.

– Отец мне сказывал, что вы не о том договаривались. Что на меня его долг не переходит.

– Что за вздор?

– Ты хочешь назвать моего отца лжецом?! – резко поменяв тон, поинтересовался Андрейка и положил руку на эфес сабли.

– Да черт с ним! Лжец или не лжец. Преставился он. А ты тут. И тебе долг вертать мне надлежит!

– Что здесь происходит?! – грозно прозвучал голос воеводы. Тому, видимо, уже донесли, что Петр Глаз поджидает Андрейку у усадьбы Агафона. И он решил вмешаться, прекрасно понимая, что Петр задумал.

– Да вот, с должника спрашиваю, – вежливо поклонившись, ответил визави Андрейки.

– Андрейка брал у тебя в долг?

– Его отец брал. И коня я ему давал, и панцирь, и шлем. И я хочу, чтобы этот щенок, как его наследник, вернул должок. А то, как деньги на ветер выкидывать – так первый. А как платить чин по чину, то упирается.

– Деньги на ветер выкидывать? – повел бровью воевода и лицом посуровел. – Да ты Петруша в уме ли? Ты пеняешь его тем, что он помог спасти от голода твоих боевых товарищей? Так ли тебя я понял?

– Я этого не говорил! – воскликнул Глаз.

– А что ты говорил?

– Что долги нужно отдавать! А он бранится. Уважения не проявляет. И долг отдавать отказывается.

– Почему же? – поинтересовался воевода у Андрейки.

– Потому что батя мне сказывал о том, как ему Петр божился – ежели он в бою погибнет, то с сына никакого долга взыскивать не станет.

– Это правда?

– Нет! – вскинулся Глаз. – Я никогда Прошке такое не сказывал!

– Вот я и говорю – лжецом моего батю называет. Какой ему резон сыну лгать? А ведь он о тебе хорошо отзывался. Говорил – честный муж. А оказалось на проверку что?

– Сколько он тебе должен? – поинтересовался воевода у Петра.

– Двадцать три рубля семнадцать новгородок и сабляницу с полушкой. Да еще семь рублей сверху.

– Ты деньги в рост ему давал?

– Я? Нет…

– Тогда откуда взялись семь рублей сверху? – спросил парень. – И да, кто твои слова может подтвердить?

– Ты моему слову не веришь?

– Твоему? Нет.

– Ах ты щенок! – рявкнул он и уже в свою очередь дернул к эфесу сабли, но его остановили, не дав ее обнажить. Как и парню, к которому как оказалось сзади подошел один из сотников и вовремя успел придержать его.

– Тихо! – рявкнул воевода, выступая вперед и поднимая руки в останавливающем жесте. – Андрейкин вклад составил двести семьдесят пять рублей [59] Через Агафона было продано 2/10 гривенки, с них отошло в город 50 рублей. Через Афанасия было продано 4/10 гривенки, с них отошло в город 100 рублей. Через Афанасия был передан вклад, с которого церковь передала в город 125 рублей. . Из них еще тридцать семь осталось. Ими долг его и покроем. Кто с сим согласен?

Почти вся толпа поместных дворян, что собралась уже тут со всего города, практически единогласно проголосовала «за». Почему? Андрейка не знал. Да и не интересно было. В его теле все клокотало от тестостерона, адреналина и обиды.

– На том и порешим. Петр по прозвищу Глаз получит из казны двадцать три рубля семнадцать новгородок и сабляницу с полушкой.

– А семь рублей, что сверху шли?

Воевода повернулся к нему и вопросительно выгнул бровь, дескать, не расслышал. И тот опустив глаза, сделал шаг назад, отступая от своих претензий. Кивнул. И удалился вместе со своими людьми, не задерживаясь.

Андрейка же подошел к воеводе и достаточно громко спросил:

– Почему?

– Что почему?

– Ведь ты, воевода, прекрасно понял, что этот мироед лжет. Что алчет ободрать сироту до нитки только лишь потому, что за меня некому вступиться. И ты все одно – встал на его сторону. Почему? Я тебе что дурное сделал?

– Дурак ты, – по-доброму улыбнувшись произнес воевода. – Потому я и решил выплатить ему твой долг, что за тебя вступиться не кому. Не ровня ты ему.

– А Божий суд?

– Смерти жаждешь?

– Я этой зимой с волками дрался, с медведем, с разбойниками. И жив остался. Авось Бог бы не выдал, ибо правда за мной.

– Неисповедимы пути Господни. Я же не хочу крови среди своих.

– Мы получаем то, что награждаем… – тихо произнес Андрейка с каким-то обреченным видом…

– Что?

– Батя мне так говорил. Вот пес облаял тебя. А ты ему кость кинул. Он и разумеет – так и надо делать, чтобы еду заслужить. Так и ты воевода поступил. Татя косточкой приветил.

– Учить меня вздумал, щенок?! – прорычал воевода.

– Боже упасти! – примирительно поднял руки Андрейка. – Кто я такой, чтобы тебя, воеводу, учить? Это и подумать даже нет никакой возможности. Просто предупредить хочу – Петр не успокоится. Это как волк, что вкусил человечины.