Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

– …но легло удачно – били снизу, удар приняла на себя площадка «Подката». Видимо, брызнуло шрапнелью – посекло защитные колпаки АП РЭБ, где помяло, где пробило. Надо будет протестировать. Я, конечно, залепил отверстия от влаги…

– Чем?

– Скотчем. А с рассветом, когда там покомфортней будет, уже основательно подлатаем.

– Вот чёрт! – хотел было возмутиться этой кустарщиной, но вспомнил, что у эрээсников был какой-то навороченный скотч, который лепился и на мокрую поверхность. Не стал он и настаивать на непременном и капитальном ремонте, понимая, что тут иное дело – на ветру, при обледенении, в контрасте ночи и фонарей, ребята могут накосячить или свалиться сдуру вниз.

– Погоди, а «Подкат»?

– Дыре́нь в решётке. Но в целом на вид ремонтопригодна. Навскидку: замена фидера, разъёмов, самая задница – привод, вся подвижная часть однозначно накрылась. Если ЗИПов не комплект – в этом секторе у нас будет брешь.

– Надо, Вовчик!

– Да я понимаю… Давай так, мы сейчас прозвоним систему здесь на периферии. Если всё нормально, сбросим на «информационный». А с железяками всё-таки придётся с утра – там демонтаж однозначно. И с эмпэшками то же самое, но чуть погодя.

– Добро!

Положив трубку, Терентьев уставился в одну точку невидящим взглядом. «Что ж это за подлость жизни такая? Ведь почти предупредили, и подозрения назрели, и не у меня одного. Вот оно – лежало на поверхности, и один чёрт прошляпили… бездарно. Прошляпил лично я. Моя вина. Но почему?»

И сам себе отвечая, неосознанно цеплялся за оправдания. «Да потому что никак не верилось, что аргентинцы осмелятся на такое. И даже про бриттов – и в мыслях не было! Но чтобы американцы? Вот и схлопотали личное “22 июня сорок первого”. Не получается всегда быть умным, продуманным».

Терентьев устало потёр виски, в который раз подходя к карте. Что-то ему всё же не нравилось в предложенном штурманом восточном направлении. Пока и сам не понимал – что.

«С одной стороны – всё логично. Но́сятся они там со своим “Таравой” и наверняка субмариной, мы и отвернули. Но с таким же успехом и в Атлантике и в Индийском океане у американцев могут шнырять американские целые АУГи. И подлодки. И англы вкупе. Вот именно – англы. Абордаж был под маской САС. Решатся ли штатовцы в открытую переть на советский корабль? Ведь СССР – это не Эрэфия. Зассут или нет? А что, могут? А выставят ПЛ-завесу, закидают торпедами, а бриты заявят, что, дескать, это они. Нет! Всё-таки надо прорываться домой Тихим океаном. А то, что там, на “перекрёстке” американе, так мы ничё, мы мирный советский трактор, без “габаритов” со второстепепенки – здравствуй, ДТП. Если сунутся, конечно. Всё – решено! Согласовать генеральный курс со штурманом, разворот и выпускать вертолёты – подлодку кровь из носу, но обнаружить».

Штурман вышел. Сказали, на пять минут. Не стал дожидаться, коротко раздал приказы.

Поймал себя на том, что выискивает взглядом экран, который показывал картинку с видеокамеры, направленной на корму. Хотя прекрасно понимал, что вряд ли что-то разглядит в темноте. Однако боцман периодически втыкал прожектора, прорезая ночь сквозь срывающиеся капли дождя снопом света. И на экране появлялось какое-то смешение белого, косо мелькающих метеоров капель и контрастных вытянутых теней.

«Это ж камера, которую завалило набок», – вспомнил, ни черта не разобрав, Терентьев.

Однако луч продолжал медленно ползти, и автофокус видеокамеры выдавал более корректное изображение.

«Да нет! Её, видимо, уже поправили – изображение правильное! Ох, далеко не правильное».

Привычный и знаковый вид на корму портили непонятные пятна и обломки на палубе, матросы боцкоманды перемещали какие-то ящики, листы настила, катили бухты пожарных шлангов.

«Ну да! Боцман говорил, что собирается смыть все фрагменты тел и кровь брандспойтами!» Камера хоть и была широкоугольная, но не захватывала всю палубу до противоположного борта, где полегли морпехи и их командир. «Мичман заверил, что всех кого могли – нашли».

Мысли о людских потерях отозвались какой-то звенящей пустой в голове. Захотелось кофе, крепкого. Нет, крепче! Чего такого бы покрепче! И не томного коньку, а дурной и пьяной водки! Снова потёр виски́.

«Сколько прошло времени? Час, полтора? Устал? С чего бы. Мешки не ворочал! Ну да! Другое! Какими критериями сравнивать физическую и моральную усталость? И сопоставить степень деградации состояния организма в том или ином случае? Разгрузил ты вагон или не один час бухгалтером корпел над бумажками, сводя дебет-кредет. Или, например, как за рулём вполне комфортного универсала, но на трассе километров в пятьсот-шестьсот. И все, кто в пассажирах, с удивлением: “А ты чё такой вымотанный?” Для них ты так – сидишь и сидишь, руками слегка сучишь по баранке и “ручке”. А не понимают, сколько тебя во внимании за дорогой, знаками, полосами движения, идиотами на встречке и прочим. Не понимают всей твоей ответственности и того, что жизни по сути свои доверили тебе. И пусть сейчас моя большая ответственность дробится на меньшие ответственности: штурмано́в или радиометристов, вплоть до каждого матроса в отдельности, всё одно остаётся при мне главной – личной и за всех».

Нос (точней, обоняние) жил своей жизнью – учуял запах кофе. И как в рекламе какой-то – нос повёлся, увлекая все мысли на аромат. «Надо же! Неужели, пока думал, что-то ляпнул вслух, про кофе?»

– На, командир!

Дождавшись, когда Терентьев осторожно отхлебнёт обжигающего кофе и отставит чашку, штурман спросил про смену курса. Получив объяснения, в целом согласился:

– У нас «язык» есть, ценный. Может, удастся вытянуть из него чего, что прояснит намерения противника, – и пояснил: – Взяли одного цэрэушника!

– Особист доложил?

– Не. Прапор. Особист возмущался, что всё смыли из шлангов на корме. Не досмотрели, дескать, не обыскали…

– Умный, да? Где он был, когда Скопин «Конкерор» топил? – Терентьев чуть ли не залпом допил кофе, наверняка ещё горячий, но даже не поморщившись.

– Зря ты так, командир. Он сам попросил Пономарёва таблетками напичкать, чтоб в строю быть. Парень вроде правильный.

– У меня нет на корабле такой должности – «правильный парень», – отрезал Терентьев и передразнил: – «Досмотреть, обыскать». Вот он сам бы беленькие перчаточки натянул и пошёл фарш воро́чать. Мичман говорил, что у него половина боцкоманды чуть не облевалась, пока палубу чистили. А нам сейчас «камовых» в работу. Так что боцман всё верно сделал.

Всё было готово: створки ангара, вертолётную площадку расчистили (в том числе и от вновь наросшей наледи), опустили «ловить рыбу» антенны УКВ, обеспечили подсветку.