Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

Грэй пожал плечами. Ничего удивительного в интересе американцев к разработкам русских он не видел, но подумал, что, наверное, с такими заявлениями сто́ит приглядеться к этим железякам повнимательней.

А Тэтчер ещё и усугубила:

– Более того, американская сторона на переговорах о поставках оружия стала более сговорчивой. И тут я вижу почти прямую связь. А точнее, мне довольно непрозрачно намекнули… Мы, конечно, пойдём им навстречу, но ваша задача откусить и свой кусок от этого пирога, – при этом она со значением указала на громоздящиеся обломки в центре зала.

Затем, дав понять, что не собирается ждать ответа, когда и так всё понятно, коротко попрощалась, попросив лишь, чтобы её проводили на выход.

Глядя вслед цокающей каблуками Тэтчер, Чарльз Грэй подумал: «Да-а, „железная леди“! Нравится ей это прозвище, которым наградили её большевики. Так и старается поддерживать этот несгибаемый образ».

Дверь на крыло мостика была приоткрыта, и Терентьев с особым наслаждением вдыхал атмосферную близость к экватору. Шагнул из рубки, окунаясь в бескрайность пространства, будоража загнанную на эмоциональные задворки юношескую романтику, которая упрямилась и через взрослые хмурости порывалась назвать морские мили парсеками, особенно когда небо упало сверху глубиной космоса и мириадами звёзд.

Фантазии играли не долго, и разбежавшийся взгляд сузился до конкретики, выискивая ползущие огоньки вражеских спутников. Хотя это могли быть и советские сателлиты, которые пока вроде как и не свои, но и не друзья.

Эта импровизированная обсервация длилась не долго – дул устойчивый северо-восточный ветер, гнавший влажные и теплые (до +20) потоки, что было характерно для этих широт в это время года. С севера край космической сферы уже затянула чернота, медленно наползая на зенит, тёплые дуновения высасывали из океана стылую влагу, клубя, а чаще вытягивая длинные и широкие полосы тумана. Порой такие густые, что иногда казалось, что нос корабля врезается во что-то осязаемое.

Для Терентьева утро этого дня, начавшееся с оптимизма и прилива бодрости, не растратило настроения за весь насыщенный день и лишь к вечеру приспустило флаги, словно приглашая вдумчиво и с оглядкой подвести маленькие итоги. «Ну, итоги подводить пока рано, а вот то, что в голову всякая философская хрень лезет – это точно».

Шли в режиме молчания. Сигнальщиков из-за тумана опять усилили, поэтому, чтобы не путаться под ногами, Терентьев вернулся в рубку, усевшись размышлять в своё законное кресло.

«Интересно! Это такое диалектическое свойство психики – находить объяснения своим поступкам, ошибкам и… и оправдывать? Лишь потом, понимая, что всё держалось на каком-то волосочке… по самому краю неосознанного наития и рассчитанной „чем чёрт не шутит“ надежды… аргументами неверия „выгорит – не выгорит“, и уж совсем скептическим „нет, ну и ладно“! Получается, что всё де… действо, а не дерьмо! В общем, вся катавасия, раскручивающаяся вокруг нашего, скажем так, коллективного разума (походного штаба корабля), выстраивается во вполне связанную цепочку. События нанизываются друг на друга, последовательно укладываясь, притираясь боками, словно сегменты пазлов. Когда необдуманные и спонтанные действия (и следующие за ними вполне логичные, в связи со сложившимся положением) оказываются верными и даже выверенными. И более того, спонтанность выявляет эдакую изворотливость ума, подтверждая справедливость латинской психоформулы: „необходимость обостряет разум“, выбирая совершенно неожиданные решения. И это не только по задумке эртээсников (в том, что сработает, почему-то совершенно не сомневался), а если обозревать все события, главным из которых, естественно, являлся сам перенос в прошлое. И хочется очередной раз задать вечно ускользающий за авралами вопрос „почему“. Почему они здесь? Или зачем»?

Склянки отбили очередные четыре часа. Уже вернулся «камов» майора Харебова, а так желаемой штурманом паники в американском эфире не произошло.

Терентьев проснулся во время очередной смены вахт, сползая с кресла, разминая занывшую поясницу.

Спокойный тон вахтенного говорил о том, что ничего важного не произошло. Поэтому улучив ещё время для отдыха, отправился к себе в каюту, даже не удосужившись отдать распоряжения, зная, что если что-то случится, один чёрт с койки его выдернут вмиг.

От силы два метра в секунду – при таком ветре океан любезен. Сталюка форштевня мощно и смачно резала волну́. Даже не волну – бирюзовую гладь, податливую, ласковую на взгляд, как нежная притягательная баба. И почему такой приятный цвет, как голубой, отдали срани человеческой – педикам?

Причём океан играл разными цветами: притягательно нежными – голубыми, салатными, утопая в иссиня-зеленой глубине переливов.

И небо! Всё того же цвета – окрыляющего, звенящего и пронзительно-ясного. Солнце уже отлипло от горизонта, пальца эдак на два. Океанская идиллия.

На мостике вахтенные, дежурный по кораблю, на руле главный старшина.

Штурман с секстантом в руке вышел на крыло погонять молодого мичмана в астронаблюдениях, заодно и координаты подкорректировать. Тут же командир, небрежно облокотившийся на планширь.

Мичман примерялся секстантом к солнцу и горизонту, диктуя отсчёт. Кап-три поглядывал на наручные часы-хронометр, фиксировал моменты измерения, занося в блокнот.

– Подождём, пусть поднимется выше, – сказал штурман, имея в виду солнце, – повторим.

– Что, Виктор Алексеевич, не ловится широта? – глядя на эти манипуляции, спросил командир. – Погодка-то….

– Затишье, как перед бурей….

– Бури не хочется, но и такое ясное небо нам на фига? Нам бы тучки поплотнее, но природа такие капризы не предусмотрела.

– Ну почему же? Может, поискать какой-нибудь завалящий циклончик или тучки-дождики?

– А ведь верно! – обнадёжился Терентьев. – Ну как засветимся?

– С утра на востоке красно́ шибко было – наверняка изобилие влаги. Но там острова эти клятые английские… Озадачим наших трудяг-вертолётчиков?

– Загоняли мы летунов, но придётся, – принял предложение штурмана Терентьев.

Увидев любопытство и недоумение в лице мичмана, кивнул тому, давая добро:

– Что хотел спросить?

– Так как же это, товарищ командир, дождь поискать? Горизонт чист…

Перекинувшись улыбками с штурманом, Терентьев пояснил:

– Да тут наука нехитрая. Дать команду эртээсникам на поиск загоризонтной РЛС чего-нибудь типа гор-холмов. А так как вокруг нас сплошной океан и даже до английских островов миль двести пятьдесят, то если чего и обнаружится весомое, то это наверняка будет скопление тяжёлых дождевых облаков над поверхностью океана. И поскольку мы уже в тропических широтах, то образование оных весьма вероятно.