Олег Воля - Русский бунт. Шапка Мономаха

По пути в Москву была ещё одна интересная встреча.

После первого дневного перехода от Владимира я со свитой остановился на ночевку в усадьбе «Андреевское». Ещё в пути пошел сильный дождь, который не утихал весь следующий день. И я волей-неволей застрял на пару суток в этом дворянском гнезде. А оно оказалось любопытным.

Принадлежала эта шикарная усадьба владимирскому генерал-губернатору, сенатору, генерал-аншефу Роману Илларионовичу Воронцову. Он был отцом Елизаветы Воронцовой — возлюбленной Петра Третьего. То есть теперь как бы моей. Вторая дочка тоже была персонажем выдающимся. Знаменитая княгиня Дашкова. Участница заговора против Петра III (то есть меня) и впоследствии директор Академии Наук.

Помимо прочего, граф Воронцов был ещё заядлым любителем театра и крупным деятелем русского масонства. Впрочем, ничто не смогло уберечь усадьбу от разграбления и погрома. Сначала, зимой, мои башкиры да калмыки изрядно порезвились здесь. Скорее попортили, чем пограбили, ибо легкая конница не могла увезти много. Зато после их ухода осмелевшие крестьяне набежали и стали растаскивать все, что было не приколочено, и горько поплатились за это. Карательные отряды Орлова запороли насмерть и перевешали в окрестных деревнях почти полсотни мужиков.

Народ притих в испуге. И вот теперь снова власть сменилась. Мужики, правда, не торопились снова грабить. Они скорее были готовы сжечь усадьбу целиком. Дворня пребывала в ужасе от подобных перспектив, ведь им-то, собственно, податься было некуда. На земле их никто не ждет. Да и большинство обитателей усадьбы к крестьянскому труду уже тяги не имело. Тем более что почти три десятка человек были крепостными актерами и составляли прославленную труппу домашнего театра Воронцовых.

Всю эту историю поведал мне немолодой уже руководитель труппы Захар Андреев. Познакомился я и с другими актерами и актрисами театра. Смотрели они на меня испуганно и разговорчивостью не отличались. Но от Андреева, который всех по очереди представлял, я узнал, что половина из них владела французским и итальянским языками. А вторая половина была способна выучить тексты на этих языках без всякого понимания смысла. Это меня конечно и восхитило, и позабавило. Но в основном труппа ставила русскоязычные спектакли, ибо провинциальное дворянство тоже языками не слишком-то владело. Русскоязычный репертуар был небогат и наполовину состоял из произведений господина Сумарокова.

Я пожелал посмотреть на мастерство труппы, коли уж застрял в усадьбе. Для этого пришлось моим казачкам поработать, организовывая местных крестьян на приведение зала в порядок и помогая актерам установить декорации.

Зато потом мои парни с удовольствием ржали, наблюдая за перипетиями сюжета мольеровской пьесы «Мнимый больной». Правда, здесь и сейчас ее тяжеловесно называли — «Больным быть думающий». Да и весь текст перевода, на мой вкус, так же был тяжелым, а рифмы — вымученными. Но народ впечатлился. Впрочем, если отрешиться от языковой нормы этого времени, игра актеров мне понравилась. Некоторые, конечно, кривлялись, но остальные вполне себе вжились в роль и играли правдоподобно, несмотря на очевидное волнение.

Когда на сцене отыграли финальную сцену, я по привычке начал хлопать, чем немного озадачил своих соседей. Как оказалось, этого обычая в России ещё не знали. Но, глядя на меня, хлопать начали и мои свитские, и казачки, и скоро воронцовская труппа испытала на себе волнительные ощущения от звука аплодирующего зала.

Пока все были отвлечены раскланивающимися актерами и особенно актрисами, я подозвал начальника моей личной охраны Никитина.

— Афанасий, возьми-ка ты этих людей, — я кивнул на сцену, — под свое крыло. Я хочу, чтобы они знали тебя как своего непосредственного начальника. Строгого и заботливого. Денег на их содержание я выделю.

— Господь с тобой, царь-батюшка! — воскликнул Никитин. — Я же ничего в этих пьесках не понимаю. Зачем мне это?

Я ухмыльнулся.

— Ну, пьесками тебе заниматься не придется. Найдутся другие. А вот людей этих ты должен хорошенько узнать, понять и использовать. Ты ведь сам жаловался, что для моей охраны одних только мордоворотов недостаточно и что предупреждение покушений лучше, чем их отражение. А полагаться только на Хлопушу с Шешковским не дело. Вдруг недоглядят. А эти актеры могут стать твоими собственными ушами и глазами там, где казачки бессильны. Ты только приручи их. Они сейчас напуганы и неприкаянны. Самое подходящее состояние.

Никитин по-новому взглянул на труппу, и я понял, что идея ему понравилась. Пора была создавать личную секретную службу, параллельную ведомству Хлопуши. Негоже, когда информация ко мне поступает только из одного источника. Впрочем, тайный орден тоже можно рассматривать как спецслужбу. Так что источников у меня в идеале будет три.

Театральная труппа с благодарностью приняла покровительство Никитина. На сборы и переезд в Москву он им предоставил неделю и пяток казаков для охраны и сопровождения обоза с реквизитом и вещами труппы.

Само имение я забрал в казну, о чем окружающим крестьянам было объявлено. Судя по всему, это их даже не огорчило. Я же задумал разместить здесь ещё один детский дом-интернат. Для этих целей здание подходило идеально. Новиков, в чьем ведении были все беспризорники, со мной согласился и развил бурную деятельность. Усадьбе и пристройкам была проведена ревизия. Неразбежавшейся прислуге было предолжено оставаться на месте за зарплату и содержание. С чем все охотно согласились.

— Сотню воспитанников здесь точно разместить можно, — сделал вывод Новиков.

Последнюю ночевку перед въездом в Москву мы сделали в подмосковной усадьбе Разумовских в Горенках. Там меня уже ждали накрытый стол, натопленная баня и сам Мясников собственной персоной.

Когда уселись за стол, по правую руку сели мои служивые соратники — Подуров, Мясников, Овчинников, Крылов, Никитин. А по левую — статские: Соколов-Хлопуша, Шешковский, Новиков, Радищев, Челищев.

Под легкую выпивку из закромов графа Алексея Разумовского и богатую закуску генерал Мясников и начал рассказ о том, как именно была захвачена Москва.

— Взяли-то мы город махом. Ночью с четырнадцатого на пятнадцатое мая. Для того вперед были посланы команды охотников, что ночью стражу повязали да рогатки на валу отодвинули. А более никаких препятствий не было до самого Кремля. Там-то хоть ворота и заперты были, но толку-то! Со стороны реки стена разобрана напрочь. Так что мы по склону вверх внутрь и заехали.

Я сначала удивился, а потом напряг память и припомнил, что стену разбирали для начала реализации баженовского плана перестройки Кремля. Так это, значит, прямо сейчас происходит. Целы ли ещё приказные палаты и дворец Годунова или снесены уже?