Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах [СИ]

Из темноты шагнул Синицын. Встав, вытянулся.

— Приятного аппетиту, господин капитан!

— Спасибо, Антип Потапович! — поблагодарил я. — Присаживайтесь. Есть будете?

— Благодарю, сыт, — отказался подпоручик, опускаясь на поднесенный Пахомом второй чурбак. Гадом буду – натащили из города. Дрова для костров явно оттуда.

— И меня накормили до отвала, — сказал я, отставляя котелок. Денщик подхватил его и скользнул в темноту. — Как дела в батальоне?

— Люди накормлены и приведены в порядок, — доложил Синицын. — Отдыхают.

— Меня никто не искал?

— Никак нет.

— Французы через реку лезли?

— Побоялись – наши крепко из пушек палили. Кухарев с немцем все заряды расстреляли. К нам вернулись, там стоят, — он указал рукой.

— Накормили?

— Само собой, — кивнул Синицын, — хотя тут некоторые ворчали, что не заслужили. Худо нам без пушек пришлось. Едва отбились.

— А с чего запоздали, ведомо?

— На мосту застряли – гнилой оказался. Пришлось заново ладить. Там все стояли. Нас казаки через брод провели, а им он неведом был. Зато пушки все доставили.

Обычный армейский бардак: правая рука не знает, что делает левая.

— Платон Сергеевич, — внезапно спросил Синицын. — Что вы французам кричали? Кто такие пидоры?

— Ну… — смутился я. Надо же, запомнил. — Это содомиты по-французски.

— Ага, — кивнул подпоручик. — То-то они взъярились. А кровавая гэбня?

Блин! И вот что ему ответить? С чего меня понесло? Надо быть осторожным в словах, хотя в тот миг об этом меньше всего думалось. От мучительного поиска ответа меня спас близкий топот копыт. Из темноты появился всадник. В свете костра блеснули золотой горжет на груди и аксельбант на плече.

— Господа! — объявил офицер. — Мне нужен капитан Руцкий.

— Это я, — встал я с чурбака. Следом вскочил Синицын.

— Уф! Насилу разыскал, — пожаловался офицер, спешившись. — Темно, войска перемешались. Считай, час брожу. Позвольте представиться, адъютант главнокомандующего, князь Тенишев.

— Присаживайтесь, ваше сиятельство! — предложил Синицын, указывая на чурбак.

— Некогда, — отмахнулся Тенишев, но, подумав, все же сел, я – следом. — Светлейший послал меня за вами, господин капитан. Хочет видеть.

Это с чего? Да еще целого князя на поиски отрядил? Хотя тех в ставке – как собак нерезаных.

— Я распоряжусь, чтобы господину капитану подготовили лошадь, — сообщил Синицын.

— Шпагу и шляпу генеральские не забудь, — сказал я, подмигнув. Подпоручик кивнул и исчез в темноте.

— Пахом! — позвал я.

Денщик выступил в свет костра.

— Кивер и палаш!

Пахом исчез. Обратно явился почти сразу с обеими предметами в руках. Я надел перевязь, пропустив ремень под эполетом, затем нахлобучил на голову кивер.

— Он у вас испорчен, — заметил Тенишев.

— Француз разрубил саблей сегодня днем, — сказал я. — Другого нет.

— Одолжите у кого-нибудь из офицеров.

— Не стоит, — отказался я.

Князь нахмурился, но возражать не стал, только с неодобрением посмотрел на мой не соответствующий уставу палаш. Плевать. Не объяснять же штабному, что мне нужно явиться перед начальством в самом что ни на есть геройском виде. Хорошо б еще продранный штыком мундир и черное от порохового дыма лицо. Хотя последнее – перебор. Пахом щеткой смахнул с моего мундира приставшие соломинки.

Появился Синицын с оседланной кобылкой на поводу. В другой руке он нес трофейные шпагу и шляпу. Тенишев на них покосился, но ничего не сказал. Мы с князем вскочили в седла, я принял у подпоручика шляпу со шпагой, и отправился вслед за адъютантом.

Походная штаб-квартира Кутузова располагалась в Малоярославце. Меня это удивило: ожидал, что Тенишев отведет меня на холмы к какому-нибудь походному шатру, однако мы повернули к городу. Значит, светлейший чувствует себя уверенно и не опасается внезапного нападения французов. Мы подъехали к дому, окруженному забором из досок, одноэтажному и деревянному, но большому и солидному, даже колонны у крыльца имелись. В окнах – свет, разглядеть можно. Наверняка особняк какого-то местного помещика или городского головы. У ворот дома стоял караул из гвардейцев. Нас он пропустил беспрепятственно, мы въехали во двор, где спешились и, поручив коней подскочившим солдатам, поднялись по ступенькам крыльца.

— Ожидайте, — сказал князь, заведя меня в просторную прихожую. — Я доложу.

Он скрылся за высокой дверью, крашенной белой краской, а я остался стоять. В прихожей было довольно светло: горели свечи в напольных канделябрах из бронзы. Вдоль стен стояли стулья, которые занимали незнакомые мне офицеры. Нас они встретили любопытными взглядами, но тут же вернулись к прежнему занятию, продолжив какой-то свой разговор. Свободного стула для меня не нашлось, уступать никто не собирался, да и с чего бы? Как успел заметить, я здесь младший по чину. Приняв независимый вид, как писали классики, поправил перевязь и одернул, насколько это можно было сделать одной рукой мундир, после чего стал ждать. Впрочем, недолго.

— Заходите, господин капитан! — сообщил выскользнувший из двери адъютант, и я последовал его приглашению, успев заметить недоуменные, а то и сердитые взгляды обитателей прихожей. Видимо, их обидело такое внимание к какому-то обер-офицеру. Не успел явиться, а уже получил доступ к телу.

Свечей в комнате за дверью горело гораздо больше, и за порогом я моргнул, привыкая к их свету. А когда открыл глаза… Приехали! Комната буквально сияла золотым шитьем генеральских мундиров и украшавших их орденов. Похоже, у главнокомандующего собрались командиры корпусов и дивизий, и вот сейчас все они, кто с любопытством, а кто и с недоумением, смотрели на меня. Среди генералов я разглядел Паскевича. Собравшись с духом, отыскал взглядом Кутузова и бросил ладонь к киверу.

— Ваша светлость! Командир первого батальона 42-го егерского полка 26-й дивизии капитан Руцкий по вашему приказанию прибыл. Здравия желаю!

— И тебе здравствовать, голубчик! — улыбнулся Кутузов. — Подойди ближе, что встал в дверях?

Я подчинился.

— Что у тебя там? — поинтересовался светлейший, уставившись единственным видящим глазом на трофеи в моей левой руке.

— Вот, — я выложил их на покрытый картой стол. — Как изволите видеть, шпага и шляпа. Принадлежали французскому генералу, убитому сегодня моими егерями при попытке неприятеля навести переправу через реку. Из показаний пленных французов следует, что генерала звали Дельзон и командовал он 13-й дивизией 4-го корпуса Богарне.

Никаких пленных я, конечно, не опрашивал, а про Дельзона знал по историческим источникам своего времени. Да и какая разница? Генерал был? Был. Шпага и шляпа – вот они. Пожалуйте награду! Краем глаза я заметил, как вытянулось лицо Паскевича. Ну да, трофеи мог принести он и получить за это плюшек, Руцкий же потянул одеяло на себя. А вот нефиг было строить меня на лугу!