Игорь Валериев - Ермак: Начало. Телохранитель. Личник [сборник litres]

На экзамене по арифметике на следующий день тоже столкнулся с интересными задачами, именно на логику мышления, а не на арифметические действия. Например: «Учительница биологии вывела в лаборатории новое существо – мамбу-ямбу. Каждую минуту мамбу-ямба делится на две. На уроке учительница посадила одну мамба-ямбу в стакан. Ровно через час стакан был полон мамба-ямб. Через какое время стакан наполнится, если в него посадить не одну, а две мамба-ямбы?» Если бы не Арсений и его пояснения, то я смело бы ответил за тридцать минут, но теперь написал: «Пятьдесят девять минут». Почему? Если первоначально в стакане была одна мамба-ямба, то через минуту их станет две. А значит, процесс в первом (вначале одна мамба-ямба) и втором случае (вначале две мамба-ямбы) отличается на одну минуту. Поэтому правильный ответ: если первоначально в стакане было две мамба-ямбы, то стакан заполнится через пятьдесят девять минут.

Или другая задача на логику. «Жил-был червяк, который очень любил грызть книги. На полке в правильном порядке стояло собрание сочинений Пушкина. Толщина одного тома – 2 сотки, толщина одной обложки – 1 линия. Какой по протяженности путь пройдет червяк, пока прогрызет от первой страницы первого тома до последней страницы второго тома?» Сразу скажу, что 4 сотки и 2 линии – это неправильный ответ. Чтобы дать правильный ответ, нужно вспомнить, как располагаются на полке книги. У книги, стоящей на полке, первая страница находится справа, а последняя – слева. Значит, чтобы пройти от первой страницы первого тома до последней страницы второго тома, червяку нужно прогрызть только 2 обложки. Правильный ответ: червяк пройдет 2 линии. Вот такое форматирование мышления.

Эти задачи и еще два испытания по переводу русского текста на латинский и древнегреческий языки сдавали только экстерны. Потом для нас был четырехдневный перерыв между испытаниями.

Седьмого мая Закон Божий принимал у нас высший иерарх православной церкви в Благовещенске, настоятель кафедрального собора епископ Гурий, в миру Сергей Васильевич Буртасовский. Серьезный такой дядя, разбойничьего вида. Ему бы армяк на плечи, кистень в одну руку, топор в другую – и на большую дорогу. Был бы очень убедительным просителем поделиться материальными ценностями с ближним своим.

Гимназистов, которые из строя по одному выходили к столу с экзаменаторами, епископ на испытаниях буквально изводил своими вопросами. Я сдавал самым последним и насмотрелся на его моральные издевательства над экзаменуемыми. Некоторые бледнели так, что, казалось, еще мгновение, и рухнут в обморок.

Когда подошла моя очередь, благодаря знаниям, полученным от протоирея Ташлыкова, отбарабанил с чувством, с толком и расстановкой молитвы, которые попросил прочесть епископ, потом ответил на вопросы по истории церкви, благожелательно был допущен до лобызания руки и получил напутствие иерарха дальнейшие экзамены сдать успешно.

Двенадцатого мая нас собрали на оглашение результатов письменных экзаменов. Я получил оценку «отличные знания» по математике, арифметике, за переводы с латинского и древнегреческого языков на русский и по Закону Божьему. Как «хорошие знания» оценили мое сочинение. Надо же, здесь сочинение написал лучше, чем в своем мире! Там я при поступлении в Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище имени Рокоссовского сочинение завалил и пошел в армию служить. Переводы с русского языка на латинский и греческий оценили как «достаточные», то есть на «троечку».

Из четырех экстернов кроме меня дальнейшее испытание продолжил только один, двое вылетели. Из гимназистов один был уличен в списывании у соседа и лишен права продолжать начатое испытание. Теперь ему только через год, экстерном и платно можно будет попытаться сдать испытания по-новому.

Дальнейшие экзамены прошли в каком-то учебном угаре. Математику, физику, историю и географию я сдал на «отлично». Все языки – русский, латинский, древнегреческий, французский и немецкий – на «хорошо». Надо же, раньше в совершенстве говорил на командно-матерном и чуть-чуть на русском, английском, пушту, фарси и чеченском, а теперь еще четыре языка на «хорошо» добавились.

Второго июня на торжественном выпускном акте (в актовом зале, откуда и пошло такое его название) я единственный из четырех экстернов получил свидетельство о сдаче испытаний на зрелость за шестиклассную мужскую гимназию, что дало мне право поступать, как я узнал, сразу во второй класс Иркутского юнкерского училища.

По результатам испытаний я вошел в первую десятку, точнее, закончил восьмым в этом выпуске. Для экстерна это был очень хороший результат. Строй гимназистов потерял еще троих бойцов, двое, как и последний экстерн, вылетели за «1», или «слабые успехи», по двум испытаниям, а один за «пользование на испытаниях недозволенными пособиями», по-нашему – шпорами.

Поддержать меня на этом торжественном мероприятии пришли надворный советник Бекетов, купец первой гильдии Касьянов и купец третьей гильдии Тарала. Почтил меня своим отдельным вниманием и директор гимназии Соловьев, который сообщил Бекетову, что мои знания математики просто великолепные, так как я на испытаниях, оказывается, по его настоянию решал задачи за испытания на зрелость восьмилетней классической гимназии. И все решил на «отлично», включая задачи по тригонометрии.

«Экспериментатор хренов, – подумал я раздраженно. – А если бы я завалил испытания?» Хотя было интересно наблюдать выражение лиц гимназистов, когда я попросил преподавателей представить мне для решения задачи с тригонометрическими функциями логарифмическую линейку. Я же не знал, что тригонометрию только в седьмом классе начинают изучать. А формулы я на всякий случай повторил. У Арсения был учебник по тригонометрии в библиотеке и логарифмическая линейка, с которой по-новому познакомился, так как с рязанского десантного училища в руках не держал.

Касьянов пригласил Бекетова и Соловьева, Тарала само собой подразумевался, отпраздновать получение мною свидетельства у него дома, где уже собралось немного гостей. Соловьев с сожалением отказался – свои гости в гимназии, а Бекетов присоединился к нам.

Дома у Касьянова меня познакомили с его женой, очень миловидной женщиной лет сорока, и двадцатилетней дочерью Татьяной, очень импульсивной курсисткой, которая второй год отучилась на Высших женских курсах под эгидой Томского университета. Позже за столом, увидев, какими глазами Арсений смотрит на Татьяну, я понял, что амур высадил в молодого купца весь колчан. Пропал парень.

Кроме семьи Касьянова в гостиной также присутствовали Ельцов Иван Петрович, купец первой гильдии, золотопромышленник. Львов Николай Степанович, построивший и запустивший два года назад первый на Дальнем Востоке чугунолитейный завод, со своей дочерью и единственной наследницей Светланой. А также Патрин Алексей Федорович – купец первой гильдии, судовладелец и золотопромышленник, из амурских казаков, с женой. Про всех этих купцов можно было сказать одно: они сделали себя сами, они были self-made man, как будут говорить в будущем американцы. От них просто веяло аурой властности, напора и еще чего-то такого, что заставляло относиться к ним с большим уважением.