Игорь Аббакумов - Вагон святого Ипатия

В ноябре 1904 года исполнилось ровно десять лет с момента моего появления в этом мире. Что изменилось в этом мире в результате моего появления? Вообще то, не делая резких движений, я много чего поменял в сравнении с эталонной веткой нашей истории.

Взять для примера правящий Дом Романовых. Их стало значительно меньше. Вместо трёх десятков представителей этого дома, содержание каждого из которых обходилось казне в 280 тысяч рублей, остался едва ли десяток. И это ещё не все затраты на содержание банды паразитов. Ведь практически все Романовы числились на какой-нибудь солидной должности и прекрасно умели использовать занимаемый пост для личного обогащения. Зато истребив часть семьи, я получил неплохую экономии в части расходов государства. Истреблять пришлось не всех. Великого князя Михаила Александровича я пристроил в качестве принца-консорта в Гавайское королевство. И Россия теперь не несет расходов на его содержание. Великий князь Андрей Владимирович с нетерпением ждет, когда наконец то он возглавит независимую Польшу и запустит свои руки в польскую казну.

Великого князя Александра Михайловича я пощадил ради сестры Ксении, с которой он состоял в браке и прижил от неё шестерых детей. И хотя муж сестрицы упорно рвался к самым высотам имперской власти, мне удалось его уберечь от опасной близости к трону. Хватит с него и того, что покойный дядя Владимир уже один раз устраивал на него покушение. Тогда Сандро чудом выжил. А выжив, получил от меня предложение, от которого решил не отказываться. А предложил я ему дело непростое: стать Великим князем Финлядским.

– Дядя! Есть у меня негласная договорённость с финским сеймом. Наиболее влиятельные местные политики согласились, что имея своего конституционного монарха, они обретут большую самостоятельность в своих делах. На деле, самостоятельности у них будет столько же, сколько у Хивинского хана и Бухарского эмира. Вроде бы и независимы, но чихнуть без нашего согласия не смеют.

В помощь дяде Сандро был направлен не кто-нибудь, а сам барон Маннергейм. Правда, в настоящий момент Карл-Густав Эмиль пребывал в невысоком звании ротмистра и известен был только в гвардии. Но даже пребывание в гвардии не делало его жизнь завидной. Его супруга продала имения, а деньги перевела в парижские банки и попрощавшись с ближним окружением (не ставя при этом мужа в известность), забрав дочерей и документы на имение Априккен, уехала во Францию, на Лазурный Берег. В апреле 1904 года она поселилась в Париже. Барон остался один с офицерским жалованьем и весьма большим количеством долгов (в том числе карточных). Старший брат Густава участвовал в борьбе за изменение имперских законов в Финляндии, из-за чего он был выслан в Швецию. Поэтому, моё предложение возглавить личную канцелярию Сандро, было весьма кстати для него.

Гораздо интересней сложилась судьба другой моей сестрицы – Ольги. Зная о том, что в моем времени её молодость была испорчена несчастливым браком, я принял решение, до глубины души поразившее и всю мою семью, и весь высший свет:

– Как хотите, но Ольга выйдет замуж за того, с кем будет счастлива.

В это время как раз планировался её брак с герцогом Ольденбургским.

– Ни в коем случае! – заявил я на семейном совете, – хватит того, что по донесениям полиции, злые языки втихомолку именуют нас не Романовыми, а Гольштейнами. Согласитесь, простой народ, слыша о неких Гольштейнах на престоле, способен перепутать германцев с жидами. Уже это нам приносит вред. А иметь в числе родственников содомита, чревато потерей всяческого уважения.

Все, кроме Ольги были против подобного решения. Но ведь согласившись в свое время на брак Георгия с простой дворянкой, признав за детьми Георгия право наследования престола, они сами развязали мне руки.

– Maman! – говорил я вдовствующей императрице, – правило равнородного брака я вообще считаю величайшей гнусностью и нарушением законов божьих. Там, где царствует подобная гордыня, там господствует и кровосмешение. Но даже не это меня тревожит. Вспомните о несчастной судьбе первых царевен нашего дома! А главное – чем это кончилось.

Говоря про это, я имел в виду судьбу русских царевен, живших до Петра Великого. Ни одна из них не вкусила семейной жизни, потому что не было тогда в мире равнородных православных принцев. А выдавать замуж за басурманина считалось безнравственным. И шли молодые девчонки в монастырь, так и не познав никаких женских радостей. А может и познали, но только тайно, в форме блуда или извращения. Вот только кончилось все это нехорошо. Первой взбунтовалась царевна Софья, не желавшая монашеской доли. Известно, что творилось в это время на Руси. А потом произошёл настоящий бабий бунт, про который ничего не пишут историки. Ведь тем же сестрам Петра, тоже хотелось и мужа иметь, и детей рожать, и вести жизнь светской дамы, а не монастырской затворницы. И плевать им было на веру мужа или любовника. Выдай их замуж за мусульманского владыку, они бы и в гареме были бы свободны и счастливы.

Известно, что подняв Россию на дыбы, а местами и на дыбу, Петр творил всякие дела. Не только полезные. Дров он тоже наломал немало. И ломать Россию ему помогали сестры, искренне ненавидевшие старый уклад жизни.

Вроде бы и добились своего. Вот только династические браки тоже вещь не совсем хорошая. Не только ты налагаешь обязательства. На тебя тоже хомут оденут. И сколько напрасных усилий придется приложить, чтобы выполнить навязанные обязательства! Нет, ребята и девчата! Эмансипация – это перспектива для всех. И если мы эмансипируем простых фабричных работниц, то почему мы должны обделять при этом царевен?

В общем, настоял я на своём и избежав постылого брака, сестра в апреле 1903 года встретила свою судьбу – офицера Кирасирского Её Величества лейб-гвардии полка Николая Куликовского. Ну а дальше их знакомство развивалось с соблюдением всех, принятых в обществе приличий. Молодые люди полюбили друг-друга и я дал разрешение на заключение брака.

Честно говоря, поступая подобным образом, я старался в первую очередь уменьшить очередь из людей, имевших право на наследование престола. Мне вполне хватало Георгия и его потомства. Тем более, что времена предстояли нелегкие, а помощников в собственном семействе я найду немного.

Новый, 1905 год не обещал быть лёгким годом. Взять хотя бы Польшу. Сейчас, когда я в тихом семейном кругу, совсем не по царски, а скорее по мещански, праздную наступление Нового года, в Польше празднуют обретение долгожданной независимости. Для последнего из Владимировичей, польского короля Анджея Первого, начинался очень сложный период его жизни, которую лично я облегчать не собирался. В качестве «подарка» молодому королю, я распорядился выпустить из психушки Юзефа Пилсудского. А что? Он ведь отныне поданный польского короля ограничивать каким-либо образом его свободу, я просто не имею морального права. Пусть теперь Анджей с ним возится.