Сергей Васильев - Император из стали [оптим. картинки]

Достопочтенный сэр Филипп Джеймс Стэнхоуп, младший сын графа Стэнхоупа и Эмили Харриет, дочери генерала сэра Эдварда Керрисона, пребывал в отвратительном настроении. Причём уже с 1900 года, когда он не смог переизбраться в палату общин. Это стало причиной язвительных насмешек за спиной и сочувствующих взглядов в глаза. Ни того, ни другого отставной лейтенант флота Её Величества терпеть не мог, поэтому сократил до минимума общение с бывшими друзьями и знакомыми, заперся в своём поместье «Вудхаус», что недалеко от Вомбурна, где поправлял плохое настроение выдержанными сортами виски и коллекционным коньяком. Впрочем сейчас у этого дела появилась новая причина и теперь возлияния происходили по причине смерти королевы Виктории и за здоровье нового короля.

Супруга сэра Стэнхоупа, Александра, в девичестве – Александра Валериановна Толстая, внучка Егора Францевича Канкрина – знаменитого министра финансов Александра I, уже давно перестала обращать внимание на своего мужа, подверженного чёрной меланхолии. Детей у супружеской пары не было. Но будучи по природе деятельной и романтичной, Александра занялась тем, чем обычно занимаются от скуки аристократки в британской глуши – садом, который в этом диком крае мог заткнуть за пояс любую семирамиду.

Именно в этом месте её и застал верный мажордом, учтиво испросивший, имеет ли хозяйка настроение удостоить аудиенцией некую настойчивую особу с ничего не говорящим ему титулом и фамилией. Александра уже открыла было рот для повелительно-категорического «нет». Но отказ так и не сорвался с её губ при виде в руках слуги веера, внешний вид которого она уже основательно подзабыла, но ни с каким другим спутать никогда бы не смогла.

– Она просила передать это Вам, – перехватив взгляд хозяйки, отрапортовал слуга.

– Хэйл! – непривычно высоким от внезапного волнения голосом, подозвала Александра мажордома, – пригласи леди в павильон, принеси кофе и… Меня больше ни для кого нет! Живо!

Женщины, предоставленные сами себе и не стесненные этикетом, начинают знакомство с ритуала, который у собак называется обнюхиванием с той лишь разницей, что в нем задействуется не только обоняние. В первую очередь, что подлежит оценке, – это осанка, ухоженность и не в последнюю – мелкие движения тела, выдающие полную и развернутую информацию о статусе владелицы, ее душевном состоянии, настроении и даже о теме предстоящего разговора. Мы вообще зверушки простые, сначала видим именно то, что движется. Поэтому любая умная женщина знает – надо заставить двигаться ту часть тела, к которой должно быть приковано всё внимание и оставить, по возможности, неподвижным всё остальное.

Помня эти нехитрые правила, Александра направилась в павильон, предвкушая долгий, с чувством, с толком, с расстановкой, процесс «обнюхивания». Но все её надежды были буквально сметены живым потоком энергии, генерируемым миниатюрной девчушкой в традиционном дорожном костюме, годившейся хозяйке в дочери, пренебрёгшей всеми правилами неторопливого викторианского этикета по представлению, обмену любезностями и только потом – неспешному переходу к делам насущным. Маленький тайфун, пронесшийся мимо фикусов и рододендронов, буквально повис на руке Александры и затараторил с жаром и напором, выдавая волнение, испуг и возмущение одновременно.

– Александра Валериевна! Как я рада, что вы меня приняли, – без всяких предисловий бросилась к хозяйке посетительница, – меня предупредил Георгий Викторович, что я могу обратиться к Вам только в случае крайней необходимости, и вот эта необходимость возникла в первый же день моего пребывания в Британии.

– Я не сомневаюсь в важности и срочности дел, которые привели вас ко мне. Суть их, надеюсь, не сильно изменится, если мы продолжим разговор сидя, – отвечала слегка ошарашенная таким напором Александра. – Я поняла, что Вы от Георгия и что значит этот веер, поэтому готова вас выслушать и обещаю помочь всем, чем смогу.

– Ах, Александра Валерьевна, я бы с удовольствием отдохнула, но речь идёт о жизни и смерти, а также об информации, которую необходимо срочно передать Георгию Викторовичу, а у меня имеется категорический запрет от графа на самостоятельное отправление телеграфных сообщений и писем.

– Узнаю Джорджа, – улыбнулась Александра. – Пожалуйста, если мы присядем и выпьем кофе, а Вы скажете, как Вас зовут, то это никак не отразится на срочности исполнения Вашего поручения, телеграф Вомбурна откроется только через два часа, а Ваш поезд в Лондон вообще уходит в три часа пополудни.

– Прошу прощения Александра Валериевна, – смутилась гостья, присаживаясь на указанное ей кресло, – меня зовут Мария Александровна, но Вы можете звать меня Маша… А откуда вы узнали, что мне надо именно на поезд?

– У вас платье забрызгано дорожной грязью с одной стороны, как это бывает, когда едешь рядом с кэбменом, а именно такие экипажи работают на местной железнодорожной станции. В Лондоне они, конечно, тоже имеются, но вряд ли бы Вы ехали на этой чёртовой повозке 130 миль ночью. Кроме того, Ваше появление совпадает с проходящим поездом на Бирмингем, если прибавить время, необходимое, чтобы добраться до «Вудхауса» от станции… Так что пару часов у нас есть, садитесь глубже в кресло, расслабьтесь, забудьте все эти глупые ограничения для салонных барышень, про запрет опираться на подлокотники и спинку мебели. Так лучше? А теперь рассказывайте.

Согласие Маши попробовать себя в качестве сотрудника компании Bewick, Moreing & Co настолько воодушевило Гувера, что он выделил новой секретарше невероятные подъёмные в 100 фунтов и предоставил три дня на обустройство, предварительно попросив разобрать почту и отделить корреспонденцию на его имя от корпоративной. Штатные работники скорбели по королеве Виктории и Маша была, таким образом, единственным доступным сотрудником в распоряжении Герберта.

Оставшись одна в офисе, она приступила к сортировке. Работа спокойная, размеренная, не пыльная. Хотя нет, насчёт пыли – совсем наоборот. Куча конвертов, небрежно сваленных в корзину, с какой ходят в лес самые жадные грибники, была настоящим пылевым Эльдорадо, из-за чего приходилось периодически зажимать нос, чтобы не чихнуть. После очередного сеанса вынужденной задержки дыхания барышня зацепилась за один из конвертов, и не глазами или руками, а именно носом. Письмо, полученное, судя по почтовым отметкам, из Германии, благоухало розовым маслом, резко контрастируя с пыльно-деревянным запахом остальной корреспонденцией.

«Ах, Герберт! Три дня ходил вокруг меня, как кот вокруг сметаны, а не успел добраться – уже получает записки от обожательниц», – ревниво подумала Маша, вскрыла конверт и тихо ахнула: меньше всего его содержание походило на альковное. Первая часть из Берлина представляла собой самый традиционный счёт на авансовую оплату каких-то услуг, а вот ниже, где должны были быть перечислены услуги, как солдаты в парадном строю, пестрели ряды цифр.