Кирико Кири - Тонкие грани (том 5)

— Так, это я. У нас жёлтый код. Знаешь, где заведует Скрипка?

— Эм… секунду… — послышались шаги, потом шелест страниц, бормотания и… — Да, вижу.

— Хорошо. Банды пробуют нас на прочность, так что там поаккуратней, хорошо?

— Принял.

Больше объяснений не требовалось. Всего несколько фраз, и готово, человек получил инструкции, как действовать и сколько отправлять людей. Коды, которые мы теперь использовали, были довольно удобны, помогая оценить опасность и без лишних слов объяснить, сколько людей стоит туда отправить.

Всего было четыре кода: жёлтый, красный, чёрный и белый.

Жёлтый код — неприятность из разряда стычки с кем-то, где до оружия дело ещё не дошло или когда стычка уже закончилась и стоит отправить людей на всякий случай, если нападающие вдруг вернутся. Вот как сейчас — отбиваться уже не от кого, смысла прямо всех посылать дело тоже не имеет.

Красный код — неприятность на уровне нападения. Нападение на дилера, боевиков, наши предприятия, склады или что-то равнозначно серьёзное, как например, пожар на главном складе. Надо поднимать боевиков, подключать соколов и штаб к решению проблемы. Можно сказать, что любая ситуация, когда проблема ещё происходит и нужна срочно поддержка.

Чёрный код — это поднимаем полностью весь картель, каждого боевика, что есть, каждый вооружается и идёт отстаивать свои точки и позиции. Считай, тотальная война и мобилизация всего и вся: штаб, разведка, все связи, что есть, включая полицию, подключаются по мере возможности для решения проблемы. Но это если только что-то очень серьёзное произошло, как, например, нападение конкурентов с их активным продвижением вглубь наших территорий и убийством всех подряд или похищение кого-то из близких мне людей. Тогда при чёрном коде мы буквально в локдаун можем ввести весь Нижний город, перекрыв все пути.

Белый код — это отбой. Тут всё ясно.

Почти все из командиров и офицеров должны знать, что какой код значит. Чтоб могли между собой связываться и запрашивать помощь двумя словами, назвав всего цвет кода и адрес, куда требуется поддержка.

Правда, пока это всё через меня делается, и я решаю, какой код какому событию присваивать, однако в скором времени Фея должна будет решить вопрос со штабом и лейтенантами. То есть любая стычка передаётся лейтенанту, а он, в свою очередь, оценивая, насколько это важно, говорит в штаб, а те уже высылают подмогу. Мне же будут просто приносить новости о случившемся и не придётся самому висеть на телефоне. Ведь генерал не решает проблемы на уровне солдат, верно?

А пока… а пока как есть.

Что касается банд, которые рискнули это сделать, очень скоро им напомнят, что такое соблюдать перемирие. Отправлю людей, чтоб пожгли у них склады с оружием, да и подсократили их количество, а то вообще охренели. Все должны знать, кто здесь сила, даже если мне придётся в ближайшие дни прибивать головы ублюдков к дверям домов, в которых они жили, чтоб красочно объяснить свою позицию. Столько лет эволюции, а едва ли не половина человечества до сих пор понимает только боль, как животные.

Прислушиваясь к тому, как Эйко заливается смехом, будто нашла себе что-то более интересное, чем волосы бедной Сони, я продолжил готовить. Раз смеётся, значит, всё хорошо. Пока что. Но вот Соню надо… не знаю, прятать от неё.

Быстро перекусил, помыл тарелки, достал еду для Эйко и пошёл в зал. Но едва пересёк порог, как замер на месте, застав удивительную картину и даже не сразу поверив в то, что вижу перед собой.

Соня сидела на полу.

Не на кровати, как я её оставил и как она проводила большинство своих дней, а на полу. Сидела, облокотившись на кровать и вытянув ноги вперёд. Что ещё более удивительно, на её коленях сидела Эйко, явно чего-то ожидая и с завидным сосредоточением наблюдая за ней.

Честно говоря, я даже немного охренел от увиденного. Я не мог поверить в это, хоть и понимал, что рано или поздно такое произойдёт — Соня окончательно придёт в себя. Но не так же неожиданно! Не за то время, пока я, блин, был на кухне! Я ухожу, и она лежит на кровати, возвращаюсь, а они уже тут посиделки устроили. Но куда больше удивлений меня ждало через несколько секунд, что и стало ответом на вопрос: чего это Эйко так заливалась смехом.

Она держала перед собой напротив друг друга ладони, будто что-то удерживая между ними. Вот они сидят, чего-то ждут, и тут неожиданно между ладонями появляется разряд. Яркая вспышка, сопровождающаяся молниями.

И стоило Эйко увидеть это, как она громко рассмеялась, заливаясь смехом и едва не падая с колен Сони. Отсмеялась, начала болтать на своём и пускать слюни, дёргая руками. Видимо, прося ещё раз повторить фокус. Замерла, со средоточием наблюдая за её ладонями, и вот новый разряд и новый приступ хохота.

Вначале я было испугался и уже хотел броситься вперёд, но смог удержать себя на месте, потому что Эйко не плакала — она смеялась. А присмотревшись получше, понял, что всё несколько не так, как предстало передо мной мгновением раньше.

Соня играла с Эйко.

Не наказывала за то, что та вырвала клок волос у неё, а играла, показывала простенький фокус класса Тантум, самого начального класса опасности. Возможно, болючего, если даже Эйко решит попробовать его пальцем, но вполне себе безопасного. Но той, казалось, было интересно именно увидеть сам фокус, от чего она начинала сразу радостно смеяться.

Осторожно, чтоб не испугать обеих, я прошёл в комнату и сел на стул, продолжая наблюдать за ними.

Вмешаться? Нет, я не считал это необходимым. Девочки вроде как нашли общий язык, что было весьма удивительно. А раз они его нашли, то может даже смогут подружиться. Сейчас лезть — это разрывать мало-мальски налаженный между ними контакт, что не есть хорошо. Также Соня может подумать, что ей не доверяют, боятся или любят меньше — дети бывают очень мнительными иногда. Да и всё-таки они были частью одной семьи теперь и хорошо, что обе находили общий язык между собой.

А через двадцать минут обе уснули прямо на полу. Соня, как сидела, так очень медленно и завалилась на бок у кровати. Эйко несколько минут пыталась её разбудить, дёргая за волосы, уши и нос, заглядывая в лицо. Подёргала за щёки, что-то спросила, потянула за щёку, вновь спросила что-то очень важное, но под конец заползла к ней под бок и тоже уснула.

Это выглядело настолько мило и уютно, что на сердце само собой стало тепло. Нечасто у меня бывает наплыв этих чувств — тепла, уюта, умиления и любви. Особенно одновременно.

Кто-то спросит, люблю ли я их? На этот вопрос я могу ответить так — если кто-то или даже что-то решит им навредить, я выковыряю это хоть из-под земли, даже если мне придётся сжечь к чёртовой матери половину города, а то и весь. Даже если придётся пустить под откос весь картель. Мне кажется, что это и есть любовь.