Дмитрий Дашко - Оперативный простор

Только одна мысль птицей билась в голове: что я скажу Кате, что…

Я вышел из трамвая на пару остановок раньше, чтобы пройтись. Иногда лучше всего думается на ходу. А мне надо было основательно подумать.

Вот только чем ближе я был к Катиному дому, тем яснее понимал, что итогом всех размышлений является пшик, ноль без палочки.

Скрепя сердце, поднялся на нужный этаж, надавил на кнопку звонка.

Открыла осунувшаяся Катя.

— Жора, — она ткнулась носом мне в грудь. — Ты… ты где был всю ночь?

— Там же, где, наверное, была и ты — сидел в камере, — признался я.

— Меня отпустили, причём быстро. Самбур мне не поверил, — печально сказала сестра.

— Я знаю — мы разговаривали. Зачем ты оговорила себя, Катя?

— Я хотела ему помочь, дать передышку, чтобы его не трогали, пока ты ищешь убийцу. Но меня сразу раскусили. Я, наверное, ни на один из вопросов не ответила правильно, — грустно улыбнулась сестра.

— Пожалуйста, больше так не поступай, тебя могли привлечь к ответственности за дачу ложных показаний, — попросил я.

— Больше не буду, — пообещала она.

Внезапно Катя нахмурилась.

— Стой, ты сказал, что был этой ночью в камере? Тебя арестовали? За что?

— Да всё в порядке. Маленькое недоразумение. Милиция быстро во всём разобралась, и меня отпустили.

— Этот арест… Он как-то связан с делом Саши.

— Связан, — подтвердил я.

— Бедненький! — участливо произнесла сестра. — Прости меня за то, что тебе так достаётся из-за нас…

— Тебе не за что извиняться передо мной. Катя, мне надо кое-что тебе сказать, — я набрался сил, чтобы сообщить сестре страшное известие, но тут выражение Катиного лица изменилось, она словно позеленела.

Она вдруг схватилась за рот и убежала в уборную.

Оттуда до меня донеслись рвотные позывы.

Я обеспокоенно замер у закрытых дверей — сестре было плохо, её словно выворачивало наизнанку.

Немного погодя, щёлкнул запор, Катя вышла.

Она была бледной как простыня и пошатывалась.

— Катя, что с тобой? Да на тебе лица нет!

— Ничего страшного, — пробормотала она.

— Какое там — ничего страшного! Ты отравилась? Тебе в камере подсунули какую-то гадость? — забеспокоился я.

— Братишка, не паникуй, — слабо улыбнулась она. — Со мной всё в порядке.

— Вижу я это твоё в порядке! — в сердцах воскликнул я. — Хочешь, я сбегаю за врачом — пусть он тебя посмотрит, выпишет лекарства… За деньги не беспокойся — любую сумму найдём.

— Не надо врача, — тихо сказала она. — У меня всё в порядке. Так и должно быть для женщины в моей ситуации.

Она лукаво улыбнулась, и тут до меня дошло.

— Катя, ты… — чуть не закричал я.

Сестра кивнула.

— Да, я в положении. Жду ребёночка. Знаешь, я для себя сразу решила, как только узнала, что беременна: если будет мальчик, назову его в честь тебя — Георгием. Ты ведь не против?

— Не против, — ошарашенно пробормотал я.

Стало душно, хотелось выбежать на улицу, сунуть голову в холодную воду. Как… как теперь быть! Сестре и без того досталось, а сейчас, когда она в положении — какую боль и муку принесёт моё известие, как это отразится на будущем здоровье ребёнка!

— Тогда договорились. Да, ты что-то хотел сказать, прежде чем мне стало худо. Теперь я пришла в себя и готова слушать, — вскинула подбородок сестра.

Я слегка замешкался, всё ещё не понимая, какую линию поведения предпринять, что и как сказать Кате. И в каком-то порыве отчаяния решил, что пока промолчу о том, где сейчас находится Катин муж.

Я конфузливо, словно пойманный с поличным, улыбнулся.

— А ты точно в состоянии разговаривать?

— Я же сказала, что мне стало лучше. Что тебя интересует, братец?

— Да так… я хотел с тобой немного поговорить о Зинаиде Хвылиной, — промямлил я.

— О Зинаиде, — Катя помрачнела. — Что ты хочешь знать, Жора?

— Желательно всё. Тебе ведь говорили, что это она дала показания против Александра?

Катя кивнула.

— У меня есть все основания полагать, что она соврала. Теперь я хочу понять, почему.

— Но ведь можно пойти и узнать у самой Зины, — удивилась Катя.

— Если бы всё было так просто, — пробормотал я.

— Что? — вскинулась Катя.

— Ничего, мысли вслух, — пояснил я, решив, что умолчу и о её странной смерти. — Просто думаю, что она настолько завралась, что вряд ли расколется. Для неё это слишком опасно.

— Давай я накормлю тебя ужином, а потом мы поговорим о Зинаиде. Предупреждаю: мы не были близки, так что многого я тебе сказать не могу, — предложила сестра.

— Хорошо, — легко согласился я. — Ужин был бы весьма кстати.

— Тогда подожди немного, я разогрею.

После того, как я расправился с ужином, Катя помыла посуду, убрала её и села рядом со мной. У неё был такой милый и беззаботный вид, что меня снова кольнул острый приступ угрызения совести и страха за её будущее. Оба этих чувства вступили в схватку между собой. Внутри меня словно проворачивали зазубренный кол.

Я снова понял, что очень-очень люблю сестру и не смогу причинить ей боль.

Ещё час назад выложил бы ей всё как на духу, а сейчас просто не мог.

Рано или поздно правда всплывёт, я превращусь в глазах Кати в лжеца и подонка, но я решил поставить на карту всё, что у меня есть, и победить, пусть даже не понимая, как я это сделаю.

— Катя, огромное спасибо за вкусный ужин!

— Рада, что тебе понравилось, братец, но подозреваю: всё дело в том, что ты был зверски голоден и уплёл бы за милую душу даже сваренную подошву, — улыбнулась сестра.

— Не наговаривай на себя, — в тон ей ответил я. — Если не против, вернёмся к тому, с чего начали — расскажи мне про Зинаиду Хвылину.

— Наши семьи не дружили, и Зину я знаю постольку поскольку… Виделись совершенно случайно на торжественных вечерах, которые устраивались на работе у Александра. Начальник военшколы Слыщёв хотел сдружить преподавательский коллектив и потому просил, чтобы все приходили с супругами. Сначала была торжественная часть — официальные речи, выступления докладчиков и всё такое, потом всех приглашали к накрытым столам, играла музыка, были танцы… — Катя мечтательно зажмурилась.

— Продолжай, — попросил я.

— Слыщёв узнал, что Зинаида — поэтесса, попросил прочитать стихи. Зина выступила, разразился страшный конфуз — вечер был в честь годовщины Октября, а стихи были о кладбище, надгробных памятниках и прочей жути. Комиссар военшколы аж позеленел. Ей из вежливости похлопали, но больше Зину выступать не просили, — усмехнулась сестра.

Я понимающе кивнул.

— А как к ней вообще относились?

— За всех не могу сказать, но Саша полагал, что у неё не всё в порядке с психикой. Мужчины её опасались и старались держаться в сторонке.

— Она что — такая страшная?