Борис Рогов - Анархист

Кайгородов только пожал плечами.

Мужики, утопая в талой мартовской грязи, дошли до когда-то роскошного здания Николаевского [146] Переименован в 1924 году в Октябрьский, а в 1937 в Ленинградский вокзала. Буфет, которым славился вокзал в проклятые времена царизма, заколочен досками. Только в одной каморке в глубине служебных помещений стояла шумная очередь из фронтового люда, стремящегося отоварить продовольственные карточки. С отовариванием очень плохо. Костлявая рука продовольственного кризиса всё больше походила на длань скелета из четырёх всадников Апокалипсиса. Поставки продовольствия шли с перебоями, не всегда можно и по карточке что-либо получить, да и норму выдачи постоянно срезали. Выручали местные хитрецы, готовые обменять на еду любой товар, имевший хоть какую-то ценность. Особо ценились даже не золото или ювелирные украшения, а мануфактура, соль, спички и самогон. Оружие тоже в цене.

Гуркин, как единственный знаток московской жизни, взял «командование парадом» на себя. Когда троица алтайских товарищей скрылась в тени Николаевского вокзала между торговок, сидящих на огромных чугунках с непонятным варевом. Рядом с чугунами сидели их товарки на мешках с семечками, шелухой от которых заплёвана вся Каланчёвская площадь.

– Мужики, давайте сделаем так, – Гуркин наконец сообразил, как надо командовать, всё-таки руководить он не умел. – Я сейчас пойду к своему знакомому художнику. У него мастерская на Большой Садовой. Если до вечера не вернусь, подтягивайтесь туда. Дом, кажется, десятый, там ещё церковь рядом, не помню какого святого. Ещё помню, что рядом сад с театром каким-то неприличным, называется как-то хитро, кажется, «Ах, Варя ум» [147] имеется в виду городской сад и театр «Аквариум», впоследствии перестроенный в «Мюзик-холл» . Хотя я не уверен.

– Стой, Чорос, – придержал алтайца за рукав бекеши казак. – И с тобой что-то случится может… Все мы под богом ходим… Может, лучше вместе пойдём? Втроём завсегда сподручнее.

– Не стоит, – хлопнул по плечу приятеля художник. – Чего всем троим ноги бить, чай не казённые. А задержаться могу, ага, художники же все пьяницы, а я по природе, как все алтайцы, на водку сильно слаб.

Эти слова Гуркин уже ронял на ходу, направившись в сторону Домниковской улицы.

…

(Москва. Каланчёвская площадь)

– Фёдорыч, что мы тут с тобой как два идиота торчим? – после некоторой заминки Кайгородов уставился на Рогова. – Может, пойдём знакомство с кем-нибудь заведём.

– Не плохо бы оно было бы, да… – Рогов внезапно остановился на полуслове. – Глянь, Петрович, вон на того служивого. Не узнаёшь?

– Нет, даже никого похожего не вспомню…

– Извини, ты наверно, его и впрямь никогда не видел, – Рогов уже повернулся в сторону вокзальных дверей, силясь разглядеть в толпе кого-то. – Был у меня один знакомый в армии Мамонтова. Мишка Козырь. Тоже из наших, из анархистов. Так, веришь-нет, вон с тем парнем одна харя. Только схуднул чутка. Подойду-ка я к нему. Может быть, в самом деле он это.

Михаил Владимирович Козырь уже год проживал в столице. После того, как в Омске ему удалось получить направление в ГУВУЗ [148] Главное управление военно-учебных заведений , он горя не знал. Хотя стоило ему это всего золота, что удалось экспроприировать при эксах купцов родного Усть-Каменогорска, но оно того стоило.

Мощный загривок, свидетельствовавший о сытой жизни владельца, плотно обтягивал стоячий воротник гимнастёрки. Добротная офицерская шинель с малиновыми разговорами [149] клапаны застёжки на полах шинели в РККА облегала мощный торс, а из-под козырька суконного остроконечного шлема с красной звездой внимательно смотрели глубоко посаженные чёрные глаза. Когда Козырь узнал в подходящем мужчине известного когда-то вождя Алтайских партизан Гришана Рогова, в его глазах вспыхнуло неподдельное удивление.

– По глазам вижу, узнал ты меня, друг Мишка, – улыбнулся Рогов, протягивая руку в знак приветствия. – Смотрю, ты в столице отъелся… а толкуют, что голодно тут.

– Тебя не забудешь, ты же тот ещё горный орёл, – поддержал тон Козырь. – А что на счёт голодовки, так сам же говорил, – кто не работает, тот да не ест. А кто много работает, тот ест много. Слышал я прошлой ещё осенью, что пристрелили тебя. Говорили, что целый полк по твою душу послали и из пушки тебя в Могилёвскую губернию…

– Соврали выходит – хищно усмехнулся Григорий. – Про пушки и полк правда, так оно всё и было, а всё остальное… ну ты сам видишь. Не привидение же я! Лучше ты мне скажи, чем в Москве занимаешься, что таку шеяку отъел? Может, поспособствуешь старому знакомому?

– Добрые люди помогли. За мзду малую пристроили к должности не высокой, но рабочему государству крайне необходимой. Заместитель заведующего по снабжению ГУВЗ Республики, так моя должность называется. Жду вот сейчас прибытия поезда из Ташкента с грузом продовольствия. А ты чего в Москве делать собираешься? Лёгкой жизни ищешь?

– Скорее наоборот, – опять ухмыльнулся Григорий. – Люди мне нужны с боевым опытом, не брезгливые и не пужливые. Нет ли у тебя таких на примете.

– Есть и не пужливые, есть и с опытом, как не быть, – в глазах мелькнула неясная хитринка. – Ты никак анархическую революцию учинить собираешься? Давай так сделаем. Я дела закончу и сюда вернусь. Ты меня тут дождись. Я тебя познакомлю с человеком, который тебе точно сможет помочь. Там уж ты сам с ним договаривайся. Если договоришься, обо мне не забудь.

– Как я о тебе забуду! Не боись, Мишук, сочтёмся. Свои же люди.

…

(Москва. Хитровка)

Небольшая площадь в центре столицы, близ реки Яузы и Яузского бульвара, окружена трёхэтажными домами с облезлыми стенами. Площадь лежит в низине, в которую спускаются, несколько переулков. Из-за такого положения и близости реки над площадью всегда курится туманное облако. Особенно к вечеру. Жуть берет свежего человека: облако село! Вот и перед нашими друзьями спустившимися по Воронцову полю, открылась панорама серой шапки вечернего тумана.

– Толкуют, что тут до революции народу тьма собиралась, – рассказывал Козырь. – У селян денег на ночлег не было, так они здесь гуртами сбивались и прямо на мостовой на армяках укладывались.

– А нас ты сюды зачем притащил? – Григорий с удивлением оглядывал странное и таинственное место.

– Ты ж, Гришан, сам мне сказал, что тебе люди нужны для каких-то дел. Вот тут ты людей и найдёшь сколько надо. Лишь бы было чем этим людям платить, – Козырь внезапно стал серьёзен. – Только смотри, будь осторожен. Народ на Хитровке лихой да бедовый. Здесь жизнь человеческая зерна ржаного не стоит. За понюшку табаку убьют и не поморщатся.