Алексей Борисов - Смоленское направление [litres]

Живинбуд дремал всю дорогу, на лодке укачивало, ему хотелось поскорее попасть домой, не в проклятый детинец, где сидел князь, а в свою родную деревню, откуда по глупости попал сначала в воинский обоз, а затем, ловко наколов на косу какого-то немца, был примечен дружинником и стал служить на посылках. Нельзя сказать, что сложившееся положение дел было в тягость, просто ностальгия, по привычному для него укладу жизни брала своё.

– Просыпайся, Живинбуд, крепость под носом. – Яков будил своего пассажира, брызгая на того водой.

– А, что? Уже? Ох, только глаза прикрыл, да когда ж это всё кончится? – Литвин нехотя вылез из лодки, растирая затёкшую руку.

Дойдя до ворот, аккуратно постучал, как ни странно – открыли. В воротах стоял бородатый здоровяк, широченный в плечах, в гамбензоне, усиленном кольчужным полотном, и почему-то в чёрных сапогах. Крашеная юфтевая обувь стоила дорого, даже простые сапоги надевали только по праздникам, но день сегодня обычный и это смутило. Литвин оглянулся по сторонам, снял шапку и попросил проводить к Швентарагису.

– От князя я, гонец, – произнёс сиплым голосом Живинбуд.

– От Лександра, что ли? Занесло тебя, однако. Постой где-нибудь, я доложу. – Здоровяк посмотрел на гонца сверху вниз, покачал головой и повёл к большому терему.

Литвин недоумевал, какой такой Лександр, неужели за ночь князь сменил имя? А может, уже и в самом деле новый князь, что делать-то?

– Я тута обожду. – Литвин показал на лавочку у колодца.

Было раннее утро, многие ещё спали, людей во дворе не было. От колодца к двери терема вела аккуратная дорожка, уложенная ровным камнем, Живинбуд даже пальцем потрогал плитку, настолько было интересно. Вскоре из терема вышел тот же здоровяк, который встречал литвина.

– Поди не жрамши совсем? – спросил у гонца.

Живинбуд охотно закивал головой, последний раз есть приходилось только вчера, да и то один раз. Бородатый сходил в соседнюю избу с кирпичной трубой, пошукал там что-то и вернулся с крынкой кваса, тремя перепелиными яйцами и большим куском пирога.

– Ты это, не сори тута, крошки за собой приберёшь. Понял? – Здоровяк передал еду, кусок белого полотна и стал ждать, пока гость поест.

Живинбуд постучал по яйцу ногтем, разбил скорлупу и попытался выпить содержимое, не тут-то было – яйца были варёные. Недолго думая литвин слопал яйца целиком со скорлупой. Как только последние капли кваса были выпиты, из двери терема вышел воин в богатой одежде. На руке, придерживающей меч, перстень с красным камнем, во второй толстая золотая цепь, вращающаяся на указательном пальце. Цепочка раскручивалась и наконец соскользнула с пальца и, совершив короткий полёт, упала в не закрытый крышкой колодец.

– Ну что там? – Савелий не выказал ни чуточку сожаления, что дорогая вещица ухнула в криницу, возможно навсегда.

– Князь просил передать Швентарагису, что ждёт его уже через три дня у себя, вместе с казной. Иначе грозился утопить, – на одном дыхании произнёс Живинбуд.

– Ха, ха, ха… передай своему, этому, который тебя послал, что у Швентарагиса теперь другой князь. – Сотник так рассмеялся над своей шуткой, что вызвал улыбку у всех, кто его слышал.

Литвин поклонился, поставил на лавку пустую крынку, сложил льняную салфетку и поспешил к лодке, скорее от этого странного места, где разбрасываются драгоценностями, смеются при этом, и если б не часовня с золотой крышей, то вообще не понятно, как назвать эту крепость.

Яков в это время рассматривал свою будущую лодку, прикидывая, сколько рыбы влезет в трюм и как будут завидовать соседские рыбаки, а его родичи – гордиться им.

– Яков, ради всех святых, отвези меня обратно. – Живинбуд бежал по причалу и на секунду остановился. А вот и ладьи, на которых отправлялся отряд. Швентарагис явно переметнулся к другому князю.

К вечеру, после того как рыбак с Яковом прибыли в город, в Смоленске исчезли почти все лодки, остались только три, никуда не годные ладьи, способные совершить плавание только в один конец. Произошло это настолько внезапно, что никто и не заметил. А ночью началось повальное дезертирство. Из города бежали парами, десятками и даже целыми отрядами. Кто-то распространил слух, что ближник Эрдвила предал князя и, украв всё серебро, отправился обратно. Но не просто так, а расположившись в семидесяти верстах на западе от Смоленска, собирает новое войско и готов платить. Наёмники сначала не верили, даже смеялись над этим при начальстве, а сами потихоньку собирали пожитки. В итоге, количество пехотинцев сократилось до тысячи. Некоторых нерасторопных прилюдно казнили, но динамика не исчезла, рать Эрдвила таяла на глазах как сахар в кипятке.

Одновременно со всеми событиями в столице на месте высадки Швентарагиса, возле поляны кипела работа: шестеро мужчин с пилами и топорами делали замысловатую деревянную конструкцию из дуба, названную впоследствии «ёж». Ладья Пахома Ильича, зацепив канатом одно из готовых сооружений, тянула его в реку, делая четырёхметровую глубину фарватера непроходимой для тяжелогруженых судов. Якорь, сделанный из двух мешков с цементом, вперемежку с камнями, надёжно опускал «ежа» на дно реки. Полтора локтя чистой воды рыбацкая лодка пройдёт, а гружёная ладья – уже нет.

Иннокентий был вызван к великому князю на следующий день, как его доставили в расположение ставки. Ярослав проигнорировал письмо, словно потеря города была запланирована. Он мог осадить Смоленск, сил было достаточно, но долгую осаду, как высказались воеводы, держать возможности не было. В просторном шатре, примостившись на краю сундука, Иннокентий показывал на пергаментной карте Смоленского княжества место, где стоит маленькая крепость. Со слов Ермогена, в ней сидели друзья, а отнюдь не враги, как раньше думал священник. Опять же, опираясь на его данные, мешков с продуктами и корзин с ячменём там скопилось так много, что стоят под открытым небом, а не спрятаны в ямах. На память Иннокентий не жаловался, и хорошо запомнил слова настоятеля: «Единственная наша надежда – этот Алексий из Никеи, остальные предатели. Не зря Герман прислал его сюда». Епископ разрешил использовать тайного «союзника», если совсем будет плохо. Именно такой момент, как посчитал Иннокентий, и настал. Войско князя начало испытывать сложности с продовольствием, и любое отклонение от заданного маршрута только усугубляло сложившееся шаткое равновесие в логистике снабжения, когда войско ещё не голодает, но уже и не сыто.

– Мы выйдем к этой крепости и станем в трёх верстах от неё, – принял решение Ярослав. – Отсюда до Смоленска рукой подать, четыре пеших перехода. Там точно есть продовольствие?

– Да, великий князь, здесь как раз проходит просека, – Иннокентий ногтем показал на пергаменте возможное расположение дороги, – ведущая к Смоленско-Мстиславльскому тракту, а припасы должны быть.