Лада Кутузова - Темногорье

— Ага, — от волнения голос охрип.

— Присаживайся, — словно по мановению волшебной палочки возникла беседка, увитая девичьим виноградом.

Приш сел в мягкое кресло. Неизвестный пододвинул к нему кружку чая и шарлотку:

— Угощайся.

А потом замолчал, точно ушел в себя. И пока Приш не доел угощение, так и не произнес ни одного слова.

— Ты ведь знаешь, — начал незнакомец, когда Приш поел, — что Темногорье похоже на шишку. Я не про город, а про наш мир.

Приш пожал плечами: не помнит он этого. Но неизвестный продолжал:

— Стержень шишки, так называемая ось — башня тысячи вокзалов, которую ты видел. От нее расходятся дороги в тысячи миров. Каждый мир — чешуйка шишки. И попасть туда можно лишь через башню. Зашел в лифт, выбрал нужный этаж, а дальше на поезд. Или телепорт. Но тебе это не надо, — добавил он, заметив недоуменный взгляд Приша.

У того побежали мурашки: страшно и притягательно одновременно. Но жаль, что башня не для него — ведь там наверняка можно отыскать родной мир Приша.

— А есть дорога для избранных. Для ушедших из дома — темная, для изгнанных — светлая. И если пройти ее, то в конце окажешься у начала радуги. И вот там, — неизвестный поднял указательный палец, — можно загадать желание. Любое.

В груди похолодело от предчувствия. Точно дорога уже позвала Приша. И от этого стало сладостно и не по себе.

— И можно вернуться домой, — закончил собеседник. — В тот, где тебя вырастили, или в тот, где ты родился. Ты уж определись, пожалуйста.

Незнакомец резко поднялся:

— Мне пора. В общем, если решишься, надо просто сказать: "Я выбираю путь". И подождать, пока появятся попутчики. Вас должно быть трое. Вот и всё.

Он взмахнул плащом, которого то не было, то был, и исчез. Приш проморгался: вот же наваждение! Где это он? И как он забрался в чужой сад? Может, заснул и во сне начал бродить? Если хозяева увидят, шума не избежать. Приш толкнул калитку и вышел. Гулять расхотелось.

Мёнгере застыла, разглядывая соперницу. Длинные, до земли, волосы. Пряди переливаются всеми оттенками желтого: от бежевого, как песок в пустыне, до янтарного. Глаза напоминают вечернее небо: глубокие, завораживающие. При взгляде на них кажется, что паришь в лазури. Кожа чуть тронута солнцем. Претендентка очень красивая, но ничуть не лучше Мёнгере. Хотя какая разница? Девушка — дочь золотого дракона, и Мёнгере уже видит свое будущее, будто обладает способностями провидицы.

Дальнейшее происходило как в тумане. Правительница встала рядом с претендентками. Напротив застыли жрицы, городской совет, несколько жителей, приглашенных во дворец ради такого случая. Никто не усомнится в их выборе — всё прозрачно. И они сами сейчас лишь проводники воли богов. Когда-то Солнце победило Луну, ведь она только отражала его свет. А теперь самая достойная из девушек станет управлять Золотым городом.

Мёнгере чувствовала, что будет, и, конечно, всё так и произошло. Ведь когда заранее знаешь, не оставляешь судьбе никакого шанса. Притягиваешь событие точно магнитом. И никаких мыслей, лишь тупое оцепенение. Всё кончено. Осталась только оболочка, а самой Мёнгере уже нет.

Верховная жрица озвучила предпочтение богов — солнечная девушка. Мёнгере впервые услышала имя новой правительницы — Канлехе. Теперь оно зазвучит по всему Алтанхоту А ей предстоит… Мысли неспешно ворочались, никак не придя в себя после паралича. Но знание уже наплывало, как пена в волне прибоя. Мёнгере предстоит изгнание. А за ним смерть. У золотых песков слишком жаркие объятия, мало кто может перенести их.

Две жрицы подошли и взяли бывшую правительницу под руки. Мёнгере попыталась вырваться, но хватка оказалась железной. Канлехе медленно приблизилась к ней. Ее руки тряслись, и нож в них странно вибрировал, точно змея перед броском. Когда Мёнгере наносила шрамы той, кто царила в Алтанхоте перед ней, она не боялась. Нельзя обойти ритуал. Лишь после совершения его новая правительница может занять трон Золотого города по праву. А эту лихорадит, и взгляд затравленный, точно Канлехе, а не Мёнгере свергли с престола.

Мнилось, что еще чуть-чуть и нож выпадет. И Мёнгере уже не была уверена, кто из них жертва: она или золотая девочка? Та смотрела с ужасом, смешанным с виной.

— Или режь, или сама убирайся в пустыню! — выкрикнула ей в лицо Мёнгере.

Новая правительниц вздрогнула, как от удара. У Канлехе нет выхода: или ритуал и трон Алтанхота, или она сама отправится в изгнание. Канлехе перехватила нож посильнее, закусила губу и провела надрез по правой щеке бывшей царицы. Затем — по левой. А у самой из прокушенной губы потекла кровь.

На голову Мёнгере накинули ткань. Щеки горели, словно их прижгли каленым железом. Платье намокло от крови. Всю дорогу до Храма ее вели жрицы. Бывшая правительница шла по мостовой, иногда спотыкаясь о камни. Тишина давила на уши, и Мёнгере слышалось шипение: "Обезззображжженная…". Нет худшего унижения, чем лишение красоты. Особенно для той, что несколько лет была первой среди красавиц. И плечи поникли, точно под тяжестью, и голова склонилась. Больше нет серебряной царицы Золотого города. Остался лишь портрет на стенах Розового дворца.

За Мёнгере следовали невезучие претендентки — теперь им предстояло служить богам. Кто-то покинет Храм в двадцать пять лет, а кто-то останется до конца дней, если присоединится к настоятельнице. Но они ничего не потеряли. Потому что ничем не владели. Всего лишь шансом — но не всем мечтам удается сбыться. Кто-то должен проигрывать. А вот быть на вершине, а после рухнуть — всегда больно. И не верится в происходящее, словно находишься в дурном сне. Кажется, еще немного и очнешься, но не выходит.

Мёнгере отвели в крохотную комнату без окон. Жрица стянула с ее головы платок, наложила швы и обработала шрамы. Боль была такая, что хотелось орать, но бывшая царица лишь вцепилась мертвой хваткой в скамью. Щеки задергались, будто их повторно раскроили ножом на две половины. Мёнгере попыталась прикоснуться к надрезам и отдернула руку — ее изуродовали. Никто не станет ей больше поклоняться, слагать гимны, увековечивать изображения. А совсем скоро пески заметут и последнее упоминание о ней — ее саму. Теперь-то понятно, к чему были все те странные уроки. Видимо, мать знала о золотой сопернице и пыталась дать дочери шанс на выживание после изгнания.

Значит, мать — одна из двух помощниц настоятельницы или сама верховная жрица. Будь она обычной служительницей, ей бы ничего не позволили. Но почему мама тогда ничего не сделала против дочери солнечного дракона? Один несчастный случай или болезнь, даже не смерть — просто неосторожность. Кто-то случайно облил девочку кипятком или толкнул на острый угол — и всё. Не зря девочек держат отдельно друг от друга, все хотят править Золотым городом. Но мать же могла. Или нет? И если нет, то почему? Разве быть матерью правительницы плохо? Любая из матерей города мечтает об этом.