Владислав Морозов - Охотник на шпионов [litres]

А вот четвертый тип, в маскхалате и поддетом под него свитере (одного цвета с венчавшей его голову серой лыжной шапкой), судя по всему, был одним из тех, кто был мне нужен, то есть Кюнстом. Его обветренное лицо, по контрасту с остальными присутствующими, было бритым (или у таких, как он, щетина вообще не растет?), этаким усредненно-славянским, как пишут в полицейских ориентировках «без особых примет». Ладно. Это даже хорошо, что мне не пришлось их долго искать.

Все четверо влезли в фургон, чинно сняли головные уборы и молча расселись вокруг стола, вопросительно уставившись на меня. Присел на табурет и Воздвиженский. В тепле от них сразу же завоняло махрой, очень давно не мытыми телами, несвежей одеждой и оружейной смазкой. В сочетании с ароматом горевших в печке дров не то чтобы приятно, но терпимо. Спасибо, что обувь не сняли.

– Здравствуйте, товарищи командиры! – выдал я казенную, вполне обычную в таких случаях фразу. Хотя «командиры» – это в данном случае было сказано слишком сильно.

– Здрась! – нестройно отвели простуженные голоса «товарищей командиров».

– Ну и кто у вас здесь командует, товарищи дорогие?

– А разве не вы, товарищ майор? – вдруг ответил вопросом на мой вопрос тот самый угрюмый и немолодой старшина.

Вот это, блин, номер! Я ожидал услышать что угодно, но только не это, поскольку как-то не собирался принимать командование над кем-либо. Но мало ли какие варианты возникают в жизни, а особенно на войне? Да и что я знаю о психологии людей тех времен? Ведь вот они бы точно не поняли очень многое из того, что происходит у нас. Простой пример из этого разряда – в моем родном Краснобельске недавно один пьяный мужик взял да и зарезал другого, на его же кухне. Дело для наших времен вроде бы вполне житейское, одно слово – «бытовуха». Но один маленький нюанс – при этом присутствовал вполне себе здоровенный, не то пятнадцати-, не то шестнадцатилетний сыняра убиенного. И догадайтесь, что делал этот идиот в момент, когда собутыльник раз за разом втыкал лезвие ножа меж ребер его ненаглядного папули? Правильно – он тупо снимал процесс на телефон! Не попытался вмешаться в драку и помешать смертоубийству или хотя бы вызвать по тому же мобильному полицию и «Скорую», а просто снимал!! То ли настолько не любил папашу, то ли просто идиот по жизни. Менты и судмедэксперты были от всего этого в полном ахере, хотя следствие и получило таким образом «железные доказательства» преступления. Как поступил бы в аналогичной ситуации человек середины прошлого века, я не могу сказать (хотя мобильных телефонов тогда, слава богу, еще не было, и по этой причине снимать он не мог), но он точно не стоял бы просто так и не смотрел.

И опять-таки это у нас там, в следующем веке, принято плевать на любого начальника (поскольку, похоже, уже в генотип заложилась установка о том, что все начальники воры и уроды и всегда, все, всем и обо всем врут, и, увы, далеко не всегда подобные суждения несправедливы), а здесь все вовсе даже наоборот. Простой советский человек из 1940-х годов, хоть заводской работяга, хоть колхозник, хоть боец РККА, привык верить и власти, и начальникам, даже несмотря на «отдельные перегибы на местах». А значит, со стороны я для них – вполне себе большой начальник, с двумя шпалами на петлицах и нагрудным знаком за недавние боевые действия (пусть и происходившие на другом конце Евразии), на которого очень удобно перевести стрелки в критический момент. Собственно, в любой армии мира и в любые времена принято думать, что командир (или председатель колхоза, или директор, или партийный секретарь, ненужное зачеркнуть) всегда (ну или почти всегда) клинически прав и мудр, причем чем выше он по чину, тем он «правее». Вот и эти четверо (Кюнст, понятное дело, не в счет, я даже боюсь предполагать, чего такие, как он, могут думать на самом деле – в тот момент он вполне мог прикидывать, как ему, к примеру, быстрее и проще всего вырубить или убить всех, кто собрался в фургоне) считают, что старший по званию, то есть в данном случае я, точно знает, что делать. Не скажу, что это есть гут – ведь сколько раз потом, уже в трагические 1941—1942-е, люди с очень большими шпалами, ромбами и звездами отдавали противоречившие элементарной логике команды и рулили откровенно не туда? Хотя в этом-то смысле все еще впереди.

– Вот даже как? – не стал я скрывать свое удивление и тут же уточнил кое-что насчет себя: – Конечно, я на Северо-Западный фронт прибыл прямиком из братской Монголии, где прошлым летом, во время боев с самураями, повидал всякого. Но я не ожидал, что вот так, с места в карьер, мне придется кем-то командовать?! Хотя если вы настаиваете… В любом случае для начала представлюсь. Я – майор Ухватов, военный корреспондент газеты «Красная Звезда». Здесь по заданию редакции, прямиком из штаба армии. А вы кто такие?

Сказав это, я продемонстрировал собравшимся свое раскрытое служебное удостоверение. По их лицам промелькнула тень некоторого разочарования, поскольку теперь выходило, что я вовсе не строевой командир, а всего лишь журналист, так сказать, «чернильная душа». А с другой стороны – в РККА тогда более чем хватало разных, выдернутых с «гражданки» по какому-нибудь «партнабору» командиров и политработников аж с целыми двумя классами церковно-приходской школы и без малейшей военной подготовки. Так что со мной им еще, считай, повезло.

Собравшиеся молча переглянулись.

– Замкомвзвода Гремоздюкин! – представился наконец немолодой старшина. – Первая рота второго батальона 57-го стрелкового полка!

Вот же дал бог фамилию…

– Замполитрука Бышев! – отрекомендовался блондинчик, на рукаве шинели которого я только сейчас рассмотрел красную звезду политработника, и торопливо добавил: – Комсорг второго батальона того же полка!

– Старший военфельдшер Феофилова, – представилась женщина. – 466-й автохирургический отряд.

– Сержант Смирнов, – сказал каким-то излишне бесцветным голосом предполагаемый Кюнст, – 301-й лыжный батальон, разведвзвод.

Ну вот, считай, и познакомились…

Блин, это что же у них тут такое произошло, раз дошло до того, что в лавке остались даже не Ваньки-взводные, а их заместители?! Единственное исключение – фельдшерица, но эта явно не в счет, она тут, по-моему, вообще не при делах – похоже, просто застряла по дороге из пункта А в пункт Б, да и все.

– Что, и никого старше вас по званию нет?

– Эх, товарищ майор… Четыре дня назад еще были, – ответил Гремоздюкин (видимо, за старшего здесь был именно он), уточнив с предельно трагической интонацией: – Лейтенант был и политрук.

– И где они?

– Там, откуда никто не возвращается, товарищ майор. Убитые. Белофинны, они, товарищ майор, в первую очередь командиров отстреливают.