Михаил Ланцов - Ливонская партия

— А что делать с Ливонией? — спросил польский кардинал. — Весной следующего года король выступит всеми силами туда и сравняет ее с землей.

— А что с ней делать? Иоанн прав. Тевтонский орден исчерпал себя. Он уже давно не выполняет возложенных на него обязанностей. Поэтому орден нужно распустить, а земли преобразовать в герцогства Пруссия и Ливонию. Всех же братьев, что пожелают, перевести в иные ордена. К тем же госпитальерам отправить на Родос.

— Может быть поступить лучше? — спросил французский кардинал.

— Лучше? — нервно дернул щекой Сикст IV.

— Иоанн, без всякого сомнения, Ливонию завоюет. Это факт. Поэтому глупо этому противиться. Но, если мы хотим направить короля Руси в Крестовый поход, то орден очень пригодился бы ему.

— Орден? Но зачем?

— Нужно выделить из Тевтонского ордена Ливонский и подчинить через вассальную клятву его Иоанну. А сам этот орден использовать для того, чтобы вербовать добровольцев для Крестового похода по всей Европе. И переправлять их на Русь. То есть, найти для него занятие и оправдать тем его существование.

— Ну… — задумался Понтифик.

— Он же православный! — заявил имперский кардинал. — Как католический орден может подчиняться православному?

— Если Святой Престол проведет предложенный Иоанном Поместный собор и утвердит его идеи, то почему нет? — заметил французский кардинал.

— Ну что же… — пожевав губы, произнес Папа. — Осталось дело за малым — уговорить Иоанна. Кто к нему поедет?

1478 год, 3 октября, Нарва

Устин сын Первуши стоял на крепостной стене и наблюдал за неприятелем. Они уже месяц как подошли и обложили город осадой. Их полк, правда, к этому времени успел не только обнести Нарву крепким и высоким земляным валом с предшествующим ему глубоким рвом, но и кое-как отремонтировать обрушенный при штурме участок каменной стены. Поэтому в целом защитники Нарвы чувствовали себя сухо и спокойно. Во всяком случае, пытались убедить друг друга в этом постоянными разговорами…

Руководство ордена смогло договориться с Ганзой и получила от нее и деньги на проведение этой операции, и наемников, и даже артиллерию. Приехало целых две бомбарды из Любека да четыре большие серпентины в картаун[1] каждая. И прочих «стволов» хватало. Войско Ливонское подошло к Нарве при ста двадцати четырех орудиях самого разного калибра и типа. Да при семи тысячах войска пешего. Большей частью тяжелая пехота германская, но имелись и английские лучники, и итальянские арбалетчики, и аркебузиры, набранные в нижних германских землях. Конница тоже было. Но мало и в основном орденская, представленная едва пятью сотнями всадников.

В городе же Нарве стоял лишь полк пехотный, тот самый, что штурмовал ее и понес изрядные потери. Отчего бойцов семьсот только-только насчитывал, с учетом небольшого пополнения и выздоровления раненых. А также имелось две батареи фальконетов и три десятка пищалей.

Скудно? Не густо, прямо скажем. Из-за чего гарнизон этого городка действовал очень осторожно. И очень наделся на то, что войска ордена постоят, да уйдут куда-нибудь. Либо им удастся продержаться до подхода полевой армии. Благо, что из семисот бойцов, пять сотен являлись аркебузирами. А это внушало определенные грезы на благополучный исход осады.

Обстрел крепости велся по обычаям тех лет — крайне вяло.

Зарядные картузы ведь никто из местных не применял. Из-за чего требовалось после каждого выстрела тщательно банить канал ствола, чтобы погасить всякие тлеющие останки. Потом отмерить с помощью совочков и мерных емкостей заряд пороха. Засыпать его в ствол. Пропихнуть до казенной части и там утрамбовать. Ну, насколько это при таком заряжании вообще возможно. Дальше забить пыж. Потом ядро. Насыпать затравочного пороха в запальное отверстие. Навестись. И выстрелить.

В принципе — не долго. На словах. Но на деле получалось, что бомбарды стреляли хорошо если раз в пару часов. А кулеврины и серпентины раз в двадцать — тридцать минут. И это было еще хорошо. Более-менее со скорострельностью как-то шли дела только у совсем малых орудий да гаковниц, но и там — чаще чем раз в три-пять минут все одно не получалось.

Впрочем, у ручного огнестрельного оружия в те годы тоже со скорострельностью все было очень плохо по тем же причинам. Знаменитая берендейка — это саксонское изобретение конца XVI века. По сути — просто небольшие деревянные пеналы с плотной крышечкой, которые содержали отмеренный запас пороха ровно на один выстрел. Их вывешивали на кожаном ремне, перекидываемом через плечо. И это было прорывом. С этими берендейками скорострельность и мушкетеров, и аркебузиров резко пошла в гору, достигнув более-менее стабильных двух выстрелов в минуту. А у отдельных гениев так и вообще — до трех. Ранее же… слезы были ранее. В минуту разок удастся пальнуть — уже счастье, причем великое. Это из аркебузы, а с мушкета и того дольше.

Ситуация усугублялась еще и боеприпасами. То есть, тем, чем стреляли.

В плане ручного стрелкового оружия все было просто — классических пулилеек в XV веке еще не имелось. Поэтому извращались как могли. Кто-то капал раскаленным свинцом в воду, в надежде получить «шарик» плюс-минус подходящих размеров и геометрии[2]. Кто-то рубил пруток свинца на куски и пытался его оковывать. И так далее, и тому подобное. Из-за чего пуля летела куда-то туда. Причем активно применялся разного рода паллиатив вроде глиняных пуль[3].

По орудиям ситуация интереснее.

Применялись свинцовые, железные и каменные ядра. Не чугунные, а именно железные, которые получали поковкой. Чугунного литья до XVI века не то, что на Руси, но и вообще в Европе практически не употребляли. А даже где и использовали, то ограниченно из-за очень низкого качества чугуна, получаемого в штукофенах — наиболее прогрессивных печах для восстановления руды для Европы тех лет. Да и мало там этого чугуна выходила — едва с десять процентов. А блауофены начали строить только во второй половине XV века и распространение их шло ОЧЕНЬ неспешно, ибо не знали, что делать и как поступать с возросшим объемом получаемого чугуна.

Вот в XVI веке, в рамках решения этой «чугунной» проблемы и начали его отливать, разработав для того подходящую технологию. Сначала, понятно, в горнах расплавляли, а с первой трети XVIII века в первых вагранках[4]. Впрочем, к этим годам это не относиться. С чугуном еще не знали, что делать, да и мало его было. Так что ядра ковали из железа.

Свинцовые ядра применяли только для длинноствольной малокалиберной артиллерии. Железные — для кулеврин и серпентин, то есть, длинноствольной среднекалиберной. А каменные шли во все остальные «стволы». Причем все эти снаряды получались очень приблизительной геометрии, требуя изрядных зазоров на стволе. Отчего выходило не только редко стрелять да слабо, но и опять-таки — в ту степь.