Сергей Линник - Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости

Сказать, что я бродил по переулкам в сумерки

И видел, как дымят прокуренные трубки

Холостяков, склонившихся на подоконники?..

19 сентября 1941 года

— Что значит «где будем ночевать»? — спросила молчавшая до этого Дарья. — Пойдем ко мне. Здесь не очень далеко, возле Зубовского бульвара, минут за сорок дойдем. Только комната моя опечатана.

— Дарья Андреевна, печать какая-то не проблема, в конце концов, Вы хозяйка. Пойдемте, завтра начнем искать, где жить, — ответил Михаил.

— Михаил Николаевич, давайте уже без этого имени-отчества, просто Даша. Мне неловко даже, что Вы меня так называете.

— Хорошо, Даша, давайте так, если Вам удобнее. Тогда и нас с Андреем Григорьевичем называйте просто по имени. Ты ведь не против, Андрей? — спросил он у поправляющего лямки рюкзака Андрея.

— Не против, пойдемте только отсюда, пыль эта на зубах скрипит, да и нечего здесь делать уже. Показывайте дорогу, Даша, — сказал Андрей, поднимая свой чемодан.

Сорок минут, однако, оказалось слишком оптимистичной оценкой. На Пречистенке их остановил патруль и у них долго проверяли документы, нудно допытываясь, откуда и зачем они идут среди ночи.

— Вот и тетин Дашин дом, — сказала Настя, показывая во двор, перед которым они остановились. — Здесь она и живет.

— Даша, Вы извините, давайте остановимся и обсудим некоторые моменты, — сказал Андрей, ставя чемодан на асфальт. — Надеюсь, Вы понимаете, что о происшедшем в Арзамасе лучше никому ничего не говорить. Совсем ничего. Скажите, что, ну я не знаю, что с родственниками не сошлись характерами, что там работу найти невозможно и Вы хотите работать в Москве, на старом месте. Никаких подробностей.

— Знаете, Андрей, я и сама не очень хочу рассказывать о том, что случилось, — ответила Даша. — Лучше всё это забыть как страшный сон.

— Вот и правильно. И еще. О мне и о Михаиле тоже никому и ничего. Нам лишняя известность не нужна, а внимание к нам со стороны, ну Вы понимаете, — в слабом свете фонарика, жужжать которым недавно настала очередь Михаила, Андрей увидел, как женщина кивнула головой, — может принести неприятности всем нам. Чуть позже мы введем Вас в курс дела, а пока представляйте нас, допустим, дальними родственниками из Арзамаса.

— Хорошо, троюродные братья мужа. Его звали...

— Дмитрием Тимофеевичем Бугаевым его звали, Настя нам рассказывала, — вмешался в разговор Михаил. — Пойдемте уже отсюда, нечего здесь стоять и привлекать патрули.

Дверь в коммуналку с шестью звонками Даша открывала долго, путая ключи от трех замков. Когда они наконец, вошли в длинный коридор, из крайней комнаты выглянул лохматый мужик лет пятидесяти с удивительной длины усами.

— О, Дашка, ты чего это приперлась среди ночи? Мужика себе нашла? Или двух сразу? Это дело надо отметить, наливай!

— Замолчите уже, Николай Терентьевич, соседей разбудите, — громко зашептала Дарья.

— Да какие соседи? Один я во всей квартире, хоть всю ночь песни пой, никому не помешаешь. Колокольцевы и Ивановы вместе со своим заводом неделю назад уехали, Оганесова в армию забрали, а Рубин Лева уж дня три, наверное, как ушел и не возвращается.

— А Варвара Степановна, она где? — спросила Дарья.

— А Варька моя в больницу слегла, они противотанковые рвы рыли, так ее там землей привалило, так в больницу и свезли, в первую Градскую, так что я человек свободный и, — он остановился, очевидно, утомленный такой долгой речью, икнул, разгладил усы и оперся рукой о дверной косяк, — да, свободный и имею право, вот. Так что наливай, Дашка, в честь приезда!

— Слышь, Терентьич, давай-ка спать, любезный, а то утром голова болеть будет, — Андрей приподнял шумного соседа за ворот рубашки, затолкал его в комнату и закрыл за ним дверь. — Руки помыть где можно, Даша?

— Ванная в конце коридора налево, сейчас, подождите, я комнату открою и полотенце дам.

Михаил взял у Даши ключ от комнаты, сорвал им бумажку с печатью и открыл замок.

— Заходи, хозяйка.

***

Утром соорудили завтрак из остатков арзамасских запасов. Терентьич, прогромыхав в коридоре какими-то железками, заглянул на кухню, где они пили чай и, пробормотав что-то себе под нос, ушел, хлопнув дверью.

— Что делать будем? — спросил у всех Михаил, прожевав бутерброд. — Надо бы жилье искать. Здесь на головах друг у друга не очень комфортно.

— Мне надо в жилконтору, комнату чтобы оформили, а потом на работу поеду, восстановиться надо, а то карточки не дадут, — сказала Дарья.

— Я дома останусь тогда, — заявила Настя.

— Миша, давай, я съезжу насчет жилья, есть у меня задумка одна, а ты, наверное, помоги Даше с бюрократией, так быстрее получится.

— Что за задумка? — спросил Михаил. — Я вроде Москву неплохо знаю, рассказывай.

— Сокол. Поселок художников.

— В яблочко. Я бы лучше не придумал. Отлично. Я, честно говоря, не подумал про это место. Всё в сторону Марьиной Рощи мыслил. Сейчас там, в этом поселке,народу в эвакуации чуть не половина, найти какого председателя жилтоварищества или как он у них там называется и организуешь всё. Деньги есть у тебя, или дать?

— Есть, тут, наверное, на год аренды хватит,если не на два, — ответил Андрей, похлопывая себя по карману. — Ладно, вы тут без меня не скучайте, я постараюсь не задерживаться.

***

«Станция Сокол, конечная, просьба покинуть вагоны», — голос диктора разбудил задремавшего в вагоне Андрея. Он вышел из метро и пошел к поселку художников, до которого идти было меньше километра. Никаких многоэтажек в округе не наблюдалось, если бы не метро, то окрестности можно бы принять за обычную деревню. По улицам неспешно гуляли куры, где-то слышалось мычание коровы. На улице Левитана Андрей спросил у женщины, несшей ведро с водой:

— Извините, а где бы здесь узнать, где дом сдается?

— Да кто ж его знает. Кто уехал, кто в армии, не уследишь, — женщина поставила ведро на землю, поправила платок на голове. — Ты сходи, поищи председателя, Борискина, он где-то там, на укреплениях ходил. Вон, смотри, — она показала вдоль улицы, — до первого угла дойдешь, там увидишь, на Саврасова как раз баррикаду строят, спросишь Борискина, покажут.

— Спасибо за совет. Давайте ведро донесу, мне не к спеху всё равно, — Андрей потянулся к стоявшему на земле ведру.

— Иди уже, такую тяжесть у меня сил хватит донести, — женщина снова поправила платок, взяла ведро и пошла дальше.

С улицы Саврасова Андрея послали на улицу Шишкина, но неуловимый председатель уже убежал строить баррикады на Левитана, а с Левитана — на Венецианова. Андрей уже подумал, что придется обойти в поисках Борискина все улицы с именами русских художников, но с улицы Венецианова председатель сбежать уже не смог — улица превратилась в тупик после того, как построили перекрывшую её мастерскую художника Герасимова.