Александр Чернов - Флагман владивостокских крейсеров [≈ Чемульпо-Владивосток (СИ) с 4-ой главы 2-ой части до окончания] [litres]

От Михаила Лаврентьевича мы узнали подробности неравного боя, из которого «Варяг» с «Корейцем» вышли победителями по все статьям. Даже «Таймс» не могла не восхититься невероятным исходом сражения. Хотя британцы и не смогли удержаться, чтобы не пнуть походя русских моряков за «неспровоцированное минирование рейда нейтрального порта».

Прочитав это, лекарь с горькой усмешкой рассказал о залпе шестидюймовок «Асамы», вызвавшем детонации и разлет мин, сгруженных перед боем с «Варяга» и «Корейца» на «Сунгари». В недоговоренности и явной неохоте, с которыми лекарь описывал последующую гибель крейсера от полученных в бою повреждений, я тогда увидел страх показаться трусом, ибо он остался единственным выжившим членом кают-компании.

После двухчасового рассказа о бое у Чемульпо Банщиков показал мне и прибывшему на борт «Манджура» консулу П. А. Дмитриевскому записки В. Ф. Руднева, содержащие выводы по характеристикам японских и русских снарядов, а также рекомендации по дальнейшему ведению боевых действий.

Читая эти документы, которые мне тогда представлялись записками с того света, я не мог поверить, что такой объем полезной информации может быть вынесен из одного только короткого боя. И я был абсолютно согласен с тем, что эти записки должны были любой ценой попасть в Петербург с максимальной срочностью.

Проводив доктора и консула на телеграф и приставив к ним вооруженный караул, во избежание, как образно выразился Михаил Лаврентьевич, «провокаций со стороны японских спецслужб», я вернулся на борт вверенной мне лодки. Где и выяснил, что оставлять без присмотра машиниста и кочегаров с «Варяга» было большой ошибкой. За те несколько часов, что меня не было на борту, они успели рассказать свою версию боя всей команде. Из их рассказа следовало, что «Кореец» чуть ли не в одиночку утопил «Асаму», а заодно избил «Чиоду» до полусмерти.

В результате на борту меня поджидал бунт. Впрочем, бунт весьма оригинальный. Вся команда, одевшись в чистое, выстроилась во фрунт на верхней палубе и потребовала немедля идти в бой, «дабы не посрамить памяти» однотипного с «Манджуром» «Корейца», в одиночку утопившего «Асаму». Последним сюрпризом дня стало то, что и офицерское собрание, прошедшее в беспрецедентное нарушение устава без меня, единодушно высказалось за наш скорейший выход в море.

В общем, дальнейшее вам наверняка известно: собрав все находившиеся в порту джонки, мы с консулом ближе к вечеру выплатили каждому капитану, пожелавшему принять участие в спасении экипажа «Варяга», по десять рублей и посулили еще по сотне за каждого спасенного моряка – на столь астрономической сумме вознаграждения настоял Банщиков.

В результате, начиная с семи вечера и до утра, из Шанхая и окрестных деревень всю ночь вниз по реке шел караван джонок и мелких пароходиков. Мы подняли на «Манджуре» фальшивые паруса китайского образца, дабы походить на джонку при беглом взгляде, и влились в процессию около полуночи. В порту при этом пустили слух, что канонерка переходит вверх по реке в Нанкин, дабы обезопасить себя, если капитан глубокосидящей «Мацусимы», караулившей его в устье реки, решит атаковать лодку в порту, как собирались поступить японцы при Чемульпо.

«Манджур» наш проскользнул около трех часов ночи, в самую темень. По выходе из порта мы действительно пошли вверх по реке и, обойдя остров Чуньминдао через пролив Хаймыньцзяндао [3] Уважаемые читатели, извините, но у китайцев действительно такая топонимика… , вышли в море и сразу же по небольшим глубинам пошли на север. Нам очень сильно помогло то, что наш штурман успел еще до войны изучить фарватеры нижнего течения Янцзы от и до, не хуже местных лодочников. «Мацусима» металась всего в тридцати кабельтовых к юго-востоку от нас, пытаясь осветить прожекторами все проходящие мимо нее суда одновременно. Для этого ей приходилось постепенно склоняться на юг от устья реки, следуя за основным потоком джонок.

Последующие сутки прошли спокойно, встреч ни с противником, ни с военными кораблями нейтральных государств мы на переходе не имели. Шли постоянно в визуальной видимости китайского берега, но ближе чем на 8–10 миль к нему не приближаясь. И к утру следующего дня благополучно подошли к внешнему рейду Порт-Артура, где, по настоянию Банщикова, запросили лоцмана для прохода минных полей семафором на Золотую гору. К нам был выслан паровой катер, следуя за которым мы и вошли в гавань.

Лекарь Банщиков, кстати, категорически отказался следовать в Порт-Артур более безопасным путем через Циндао, мотивировав это передо мной и консулом тем, что сейчас на счету каждая минута. Именно это он сказал на общем сборе команды перед выходом в море и несколько раз повторил комендорам, что огонь можно открывать, только если «Мацусима» нас обнаружит. Как он выразился: «…придет срок, “Мацусиму” мы все одно потопим, не нынче, так потом, а вот довезти до Артура записи Руднева надо сейчас и во что бы то ни стало».

– Ну, всё, господа! Кажется, мы прорвались. Курс – норд, скорость – одиннадцать, – произнёс командир «Манджура» Кроун. В неосвещённой рубке вслед за всеобщим вздохом облегчения раздался грохот. Банщиков в буквальном смысле упал в объятия Морфея…

Что ж удивительного? Двое суток перед переносом – на кофеине, зазубривая тексты и факты. Перенос и очередная бессонная ночь – в попытке освоиться в новом теле и на новом месте, нелицеприятное объясение с Петровичем… А Кроун с таким уважением косился на его синяки, знал бы, кто и за что их наставил. Авральная ночная писанина, когда опыт и воспоминания всех трех иновременян надо было дозированно разложить по папкам: что надо выдать Алекссеву, чтобы отпустил в Питер, выделив срочный поезд, что Макарову, чтобы не потоп на «Петропавловске», а что – самому Николаю Второму, чтобы проникся значимостью неизвестного доктора и ел у него с руки. Двадцать восемь бессонных часов на катере в окружении бредящих раненых, за которыми надо было ухаживать, а это далеко не привычная практика в чистой больнице, только опыт реального Банщикова и выручил. Двенадцать часов в Шанхае – устройство пациентов в госпитали и мучительное ожидание, «откликнется ли венценосец?». Потом организация побега «Манджура». В итоге, если верить телу, ему досталось пять часов сна за четверо суток, а если мерить по сознанию – те же пять часов, но за неделю.

Так что пробуждение «героя с “Варяга”» на закате первых суток прорыва никого не удивило – здоровый богатырский сон. Больше всех удивился сам Вадик: Кроун уступил ему свою командирскую каюту.

Пообедав-поужинав и узнав последние новости, состоящие в отсутствии новостей, Вадик взялся за перо – за одну ночь на «Варяге» многие мысли успели набросать только тезисно, и готов был только пакет для Алексеева. Макаровский и николаевские еще надо было оформлять и переписывать начисто. Но потом плюнул. До Питера по любому две с лишним недели в комфортном купе, а не в каюте, где палуба уходит из-под ног. И то, если пустят «литерой». А обычным курьерским – все три, а то и поболее… Да еще непривычные к перу руки то и дело ставят кляксы!