Секретный Блиц - Звезды не для нас [сборник]

Двухэтажные домишки-близнецы стояли стройными рядами. Желтизна робко трогала листву на деревьях, пустота, казалось, заполнила весь район. Эх, как же нам хорошо тут жилось!

– А помнишь, мы играли возле соседнего дома? Там еще смешной сосед нас обливал из шланга, когда мы катались на великах?

– Он же в шутку, по-моему, даже ни разу не попал…

– Как думаешь, он умер? – спросил Бенни, и налет детского счастья смылся в унитаз действительности.

– Не знаю, – сказала я и направилась в магазин.

Пробрались мы через лестницу на второй этаж, походили по помещениям.

– Хорошо, что зомбики не лазят, сил им не хватает, – задумчиво сказала я, рассматривая полки. Обувь не находилась. Зато вместо товара лежали деньги, а иногда записки с обещанием оплатить после карантина. Да и сам владелец не попрятал все на нычку, и плакат над кассой оставил: свободная продажа. Карантин – он такой, показывает, кто человек, а кто так, падальщик по жизни.

– И не бегают, как некоторые придумывают, – поддел меня Бенни.

Я как раз отыскала новые колготки и, бросив мятые бумажки на стол, переодевалась. Конечно, слегка дразнила дылду, да и задумалась…

– Джеки…

– Что?

– А ты красивая, – неожиданно заявил он и стал маковый.

– Эээ… Знаю. Отвернись!

Я быстро натянула колготки, шорты, а вот мокрые кроссовки взяла в руки.

– Пошли в гости, – сказала я, и мы двинулись к дому Ба и Де.

Соседский дом и наш стояли плечом к плечу. Забор, который ставил Де, за ним лужайка, не убранная с весны, с начала карантина. Качели, брошенные стулья на веранде, заколоченные двери и окна на первом этаже.

– Ба! Де! Это мы, в гости! – крикнула я.

За дверью зарычал Де, словно медведь, которого разбудили от спячки.

– Идите на кухню! – крикнула я, хотя это не срабатывало. Мои любимые зомби! Я всегда любила честность.

Мы влезли по приставной лестнице на второй этаж, проскользнули по моей комнате, подошли к ступеням на первый этаж.

Де появился медленно, волоча за собой любимую биту из гикори. Косматый, высокий, он посмотрел на Бенна и сказал:

– Ээээ!

– Я же свой! Я же Курчавый Бенн, как вы меня называли!

– Эээ? – послышался из кухни голос Ба.

– Ба, это мы! Принесли еду!

– Эээ, – ответил Де и попытался подняться к нам. Он оступился на третьей ступеньке, его зашатало, словно на корабле во время бури. Теории разные, почему у зомби такое резкое головокружение, почему речь атрофируется, еще много разных "почему"…

Деда спасла цепь, обвязанная вокруг груди, как будто крестообразная повязка.

Из кухни выползла Ба: в любимых платье и кофте, с такой же предохранительной цепью. Она протянула к нам пальцы, будто острые ветки.

– Эээ!

– Извините, – сказала я, – Бенн, тяни их к столу.

Он начал крутить лебедку, и система заработала. Цепи натянулись, и Де с Ба потащились к столу в кухне. Бенни запыхтел, но все же дотянул их до последнего, заставляя сесть. Поставил на блокиратор.

– Фух, сегодня что-то сильно сопротивлялись.

Я смахнула слезу. Эту систему придумал и создал Де, когда начался конец.

На кухню я зашла с улыбкой. Защебетала птичкой, закрутилась, как детская заводная игрушка. Смахнула пыль, включила газовый баллон, налила воду из пластиковой бутылки в кастрюлю…

– Сейчас-сейчас, Ба, как ты и учила, открываю банку помидоров, теперь, Бенни, давай мне мякоть арбуза, да-да, семечки убирай!

– Я стараюсь, – ответил Бенни. Все же он побаивался Де. Или биты в его руках?

– Ба, Де, Бенни хороший, только медлительный! Честно, – тараторила я, стараясь не заплакать.

Такая знакомая кухня! Я тут провела половину детства!

– Я все слышу!

– Тихо, – сказала я ему, – теперь через сито мякоть. Ага, на огонь, Ба, на медленный, помню… Теперь перец…

– Эээ, – сказала Ба.

– Помню, помню, на верхней полке… Так, чили, молотый кайенский и чуток соуса табаско…

Вечер принес прохладу и темноту. Я разлила по глубоким тарелкам суп, подогрела на сковородке пирожки с мясом и базиликом.

– Кушайте, а мы в моей комнате побудем, – сказала я.

Мы поднялись наверх, сели на кровать. Заработал старый телевизор, а я полезла в шкаф.

– Смотри, кеды. Мамины. Они все хранят, с любовью, – сказала я, удивленная находкой.

Надела. Впору.

Закат.

– Не люблю смотреть, как они сейчас едят. Все разливается, пьют из тарелок, хватают руками, – печально сказала я, – как… зомби.

И заплакала. Бенни меня обнял:

– Все будет хорошо. Это болезнь, и скоро она отступит, они восстановятся…

Красная клетчатая рубашка нырнула в раскрытое окно.

– Попались, твари! – просипел он.

Я закричала, а Рубашечник резко ударил обухом топора по кучерявой голове Бенни. Следующий удар – мне в живот, и я упала ничком.

– Мне повезло, что я вас второй раз возле магазина вычислил, уродливые любители зомби, ничего, сейчас ты, шлюшка, получишь настоящего мужчину.

Он дернул меня за волосы, рванул футболку, схватил за грудь. Бенни лежал без сознания.

– Стой, я сама, – сказала спокойно. Медленно, виляя бедрами стащила шорты и резко кинула ему в лицо.

Ланью перескочила через кровать, он ринулся за мной, но родной дом помогал. Я успела выбежать на лестницу, с перепугу рванула лебедку…

– Шлюха малолетняя!

Худой, с бородой и вонючий. Не зомби, здоровый человек.

Я полетела вниз по лестнице.

– Не уйдешь, отымею, как шлюху, – просипел Рубашечник.

Бенни ударил его сильно, как учили на боксе. Сзади, со всей силы, по почкам. Тут же пригнулся от кругового удара топором, зарядил еще по брюху. Рубашечник покатился прямо на меня, упал сверху, придавил, схватил за ногу.

– Сейчас я ей голову…

– Эээ! – проревел Де. Ему никогда не нравилось, если меня обижали. Причем в собственном доме.

Он стоял в проеме кухни с неизменной битой.

– Эээ! – грозно сказала Ба.

– Чё? – спросил Рубашечник и бита опустилась ему на голову.

И еще разок. И еще.

Вечер замедлился. Подшаркала Ба и пнула ногой тело.

– Э? – спросил Де.

– Э! – ответила Ба.

– Эгэ, – ответил Де.

Ба нагнулась, провела пальцами по моим волосам. Де махнул Бенни битой и оставил её у стены. Подарил.

Они повернулись и медленно пошлепали за стол, доедать холодный арбузный суп.

Кирилл Ахундов

г. Баку

Пенсионер Мстислав Константинович Рун жил в однокомнатной квартире на первом этаже десятиэтажного кирпичного дома. Он был невысок, бледен, морщинист и застенчив. Соседи считали его домоседом и букой. При редких встречах они вежливо здоровались и равнодушно интересовались самочувствием старичка.

Одни считали его мичманом в отставке, другие почему-то видели бывшего мастера цементного завода. А некоторые отзывались о нем совсем пренебрежительно: «Ну, этот… старпер с первого». И только бабка Самсоновна из третьего подъезда при виде тихо бредущего Руна шипела и плевалась. Вредная Самсоновна с клюкой, бывшая проректор иняза.