Владимир Сухинин - Виктор Глухов. Книги 1-11 [Компиляция]

— Для вас — Уммара, мой господин, — сказала она и, так же покачивая бедрами, плавно, как каравелла, выплыла из зала.

— Мама! — тихо, но возмущенно сказала девушка. — Он и эту женщину избил?

Спросила-то она тихо, но услышали все присутствующие в зале.

— Если бы твой отец был так же решителен, как этот юноша, — раздраженно ответила ей мамаша, — то место префекта занял бы он.

На меня смотрели ВСЕ. Женская половина с высокомерным презрением, мужская — с ненавистью, потому что я отобрал у них возможность врезать в глаз местным официанткам и тем стяжать себе славу самых крутых парней…

Овор смотрел на бутылку вина.

— Лигирийское белое, — невпопад сказал он.

Ничего не говоря, я налил ему вина в бокал. Он выпил. Придвинул тарелку ухи и стал есть. Уха действительно удалась, а перлетки — такие маленькие рыбки — были тоже обалденными на вкус.

— Откуда у тебя деньги? — переходя ко второму, разрезая ножом что-то выглядевшее очень аппетитным в кляре, спросил Овор.

Я налил ему еще вина, придвинул к себе неизвестного грамуса, откусил, почувствовал — боже, как вкусно! Это тоже была рыба, но с чем ее было сравнить, я не знал. Посмотрел, как Овор сделал глоток вина, поставил бокал на стол. Ответил с поддевкой:

— Пока ты спал, я работал.

Он закусил грамусом и спросил:

— Ты что-то знаешь о работе?

— Много, — уже начиная злиться, ответил я. Оглядевшись, увидел: обедали только мы, остальные превратились в зрителей и слушателей.

— От всякой работы есть прибыль, — сказал я вдохновенно, глядя на притихший зал. — Все вещи — в труде. И ничто не начало быть, что начало быть без труда. — Зал, офигевая, завис. — Без труда не вынешь рыбку из пруда, — продолжал перечислять я то, что помнил. — Есть умственный труд, есть физический, есть ратный…

Дядька скривился, как будто съел кислющий лимон, и сказал:

— Хорошо, хорошо, хватит. Вижу, мать тоже тебя чему-то научила. Сколько заработал-то? — спросил он небрежно, поднося бокал с вином ко рту.

— Двадцать четыре золотых короны, — скромно потупившись, ответил я. И это была чистейшая правда. — Остальные богатства — это трофеи и отступные Хряка.

— Надо же, — удивился он. — И на чем заработал?

Посмотрев, как он жадно пьет вино, заливая сушняк, я сказал:

— Коней наших продал, — и принялся вплотную за филе.

Дядька поперхнулся и выплюнул вино себе на штаны.

— Зачем? — вытаращился он на меня.

Я вытер рот салфеткой, подал ему другую, чтобы он мог вытереть себе штаны, потом ответил:

— Они нам не нужны.

Овор задумался на риску и покладисто согласился:

— Положим, так. До Азанара можно добраться и с торговым караваном. Но как ты умудрился так дорого их продать?

Я смотрел на зрителей, зрители — на меня в немом оторопении. Такого представления в местном театре еще не было.

— Я знаю, — посмотрев мне в глаза, все так же тихо проговорила девушка.

Все с интересом смотрели теперь на нее. И я тоже.

— Мы приехали утром, рано. Я заходила последней и видела, как он, — теперь все смотрели на меня, — схватил мужчину за бороду. А потом сказал, что отрежет ему голову. А еще потом он забрал деньги у того мужчины.

Ну что сказать, бенефис удался. Я был выбран на роль главного злодея. Народ так вжился в представление, что я, затравленно озираясь, опасался суда Линча. Дядька перешел к перепелке, а я, махнув на все рукой, налил себе вина. Залпом выдул полбокала. Вино было легким, ароматным и, на мой неискушенный взгляд, очень хорошим.

Зрители слушали и наблюдали в прострации. Тишину, установившуюся в зале, нарушила матрона с задних рядов. Дама, очень похожая на Раневскую, поднялась, ткнула сложенным веером в сторону Овора и с драматизмом произнесла:

— У такого ДЯДИ, — выделила она это слово, — племянник может РАБОТАТЬ только ДУШЕГУБОМ, — и с гордо поднятой головой удалилась.

Посмотрев ей вслед, я подумал, что она, сама того не зная, попала в точку. Лучше всего дядька учил Ирридара именно убивать.

Скоро зал опустел, и мы остались одни.

— И когда ты все успеваешь? — с аппетитом уничтожая перепелку вместе с костями, весело проговорил Овор. — Коней продал, смерду голову чуть не отрезал, двух девок побил так, что они стелются перед тобой. И все за одно утро.

— Не бил я их, — уже без аппетита глядя на еду, сказал я неохотно. — Служанку побила хозяйка за то, что ее саму побил хозяин.

— А говорят, что это ты, — издеваясь, продолжал Овор.

— Наговаривают. Я маленький еще, — оправдывался я.

— Девок бить — маленький, а голову отрезать, значит, большой, — констатировал очевидный факт дядька и заржал.

— Мужик оскорбил меня, — оправдался я, рассматривая стакан с каким-то зеленым напитком. «Похоже на тархун», — подумал.

— Ну, тогда ты в своем праве, — согласился со мной Овор. — А чего не убил? — вытирая рот салфеткой, равнодушно спросил он.

— Детей пожалел, — ответил я, глядя в сторону.

Овор сыто откинулся на спинку стула, посмотрел с усмешкой на меня.

— Пожалел, значит? — повторил он мои слова.

— Ага, пожалел.

— А отступных почему не взял? — спросил он заинтересованно. Дядька, гад, наслаждался, видя, как я выкручиваюсь.

— Почему не взял. Взял, — все так же в сторону ответил я.

— Много взял? — не отцеплялся Овор.

— Немного. Пятьдесят золотых, — сказал я, не думая отпираться.

Для старого шпиона сегодня был день открытий. Сумма, названная мной, в десять раз превосходила ту, что обычно берут как отступные с простых людей.

В этом мире были интересные законы, в чем-то перекликающиеся с Русской Правдой Ярослава. Дворянин мог убить, а мог взять откуп деньгами. Нехейцы, сами по себе небогатые, но гордые дворяне, часто таким образом выходили из положения безденежья. Короче, память Ирридара мне говорила: брать откупы — это норма.

— Однако-о! — покачал он головой. — Дар, а зачем тебе деньги?

Ну вот, сейчас все и решится. Я спокойно поглядел в дядькины глаза и сказал:

— Я поступлю в академию, а ты вернешься к отцу. Ведь так?

— Так, — согласился Овор, не понимая, что я хочу этим сказать.

— Переедешь в деревню, где тебе выделят дом? — продолжал я спрашивать.

— Перееду, — согласился Овор. — Стар я, чтобы служить барону дальше.

— Вот! А я хочу, чтобы ты остался со мной. Для этого мне и нужны деньги. На твое содержание отец не даст и дилы.

Он молча внимательно рассматривал меня. А я знал, что Овор мог отличить правду ото лжи.

— Ты сильно изменился, Дар, — наконец сказал он. — Дома ты был совсем другим.

— На это есть веская причина, ты не находишь? — спросил я его.

— Поясни, — попросил он недоуменно.

— Дома я ни в чем не нуждался. У меня была еда, одежда, крыша над головой, учителя. Обо мне заботились… А теперь я сам по себе. И заботиться обо мне скоро будет некому. Еще я люблю тебя и хочу позаботиться о тебе. Вот как-то так, — вздохнув, закончил я свою короткую речь.