Владимир Сухинин - Виктор Глухов. Книги 1-11 [Компиляция]

— Вот, ваше сиятельство, командир поверженного противника сдался в плен при виде грозно марширующих колонн гномов и глендов. Даже земля не выдержала и поглотила все силы противника, кроме обоза. Что прикажете с ней делать? — Я невинно смотрел на пораженного Грендара, а тот отошел от ведьмы подальше и с опаской сказал:

— Ты ее пленил, ты ею и владей.

— Тогда нужно принять плененных солдат и разместить их в лагере для военнопленных, — не стал возражать я. — Нам досталась бескровная победа над коварным врагом. Побежденный удалью и бравым видом нашего войска, он пал духом и сдался.

Глендар махнул рукой и сказал:

— Командуй, друг, я чего-то устал, — и ушел в свою палатку.

Командовать так командовать, не стал спорить я.

— Хиртман, — взглянул я на командира сводного отряда, который улыбался во весь свой немаленький рот, — организуй прием обоза вместе с обозными, они сдались первыми и пусть остаются с обозом, а вот солдат надо принять, отделить от гресс и забрать оружие. Выполнять! Потом праздник и награждение, — подмигнул я ему.

Я еще раз решил наглядно проявить свое "могущество" и попросил малыша сделать уклон во рву, чтобы объятые страхом дзирды смогли покинуть земляную тюрьму. Мне надо было, чтобы у этой толпы солдат не возникло желания восстать. Поэтому они выходили и видели их грозную грессу Ильридану, покорно лежащую у моих ног в рабском ошейнике и на поводке. Конечно, какому-нибудь изнеженному гуманисту-мечтателю это могло показаться грубым и негуманным по отношению к красивой женщине, но я уже знал, что за этой красоткой тянется длинный шлейф жертвоприношений. Из нее в детстве вытравили жалость и милосердие. Дай ей волю, и она без тени сомнения пустит кровь своему войску, обвинив всех в предательстве.

Каждая из гресс стремилась занять место матери в роду, а все матери — место главной жрицы у алтаря. Для этого хороши были все средства — обман, убийства, лжесвидетельства. Вот такие нравы существовали в этом царстве матриархата. Там правили магессы, и свою власть они утверждали кровью и насилием. Мужчины были лишь слугами, работниками, солдатами и племенными самцами, которых держали в страхе. Если рождался мальчик с магическими способностями, его растили до года, потом мать приносила ребенка в жертву на алтаре как великий дар богине. На самом деле я считал, что так ведьмы устраняют потенциальных конкурентов. Среди мужской половины черных эльфаров — я так их стал называть — были свои тайные общества, и они лелеяли планы переворота, но их находили и показательно уничтожали. Все это Шизе удалось узнать от находящейся в бессознательном состоянии грессы.

Среди войска должны были находиться коллаборационисты, я в этом не сомневался. И я им показывал, что значат для меня жрицы. Мужики вышли, а дам не было.

— А где грессы? — спросил я с большим любопытством.

— Их землей засыпало, — спокойно глядя мне в глаза, ответил хорошо экипированный воин. Все войско построилось в шеренгу по четыре и молчаливо смотрело на меня, ожидая каких-то слов или указаний.

— А ты, стало быть, старший среди солдат, — не столько вопросительно, сколько утвердительно сказал я.

— Да, я помощник полковой грессы и среди мужчин самый старший по званию. Я стратег.

— Как тебя зовут, стратег? — спросил я.

— Дзирд Уэрогон, — ответил новый командир.

— Уэрогон, полностью вам доверять я не могу, поэтому ваше место будет там, внизу, — показал я на ров. — Оттуда позволяется выходить только с моего разрешения. Как война закончится, я вас отпущу. Вопросы?

— Часть из нас хотела бы уйти и не возвращаться в Занкидар. — Он смотрел на меня взглядом, полным надежды.

— Ты знаешь место, где сможешь от них спрятаться? — показал я глазами на безучастно лежащую ведьму.

Тот только молча кивнул головой.

— Хорошо, — сказал я и подумал: баба с возу, кобыле легче. — Назначь за себя старшего и уходите с оружием. Окажетесь в поле моего зрения — и пожалеете, что не вернулись в свой Занкидар.

Черный поклонился и повернулся к воинам:

— Кто уходит со мной, три шага вперед.

К моему удивлению, вышло больше половины; значит, мужиков не до конца согнули феминистки. Они повернулись и зашагали прочь. А передо мной встал уже другой пожилой воин и представился:

— Младший стратег дзирд Воэрдан.

— Воэрдан, пошли гонцов в обоз, пусть получат провиант для солдат, и возвращайтесь обратно в яму.

Тот молча кивнул и скомандовал:

— Всем направо! Двинулись!

Я смотрел им вслед, удивляясь их покорности, потом сказал своей пленнице:

— Хватит лежать, пошли в баньку, помоемся и будем праздновать.

Действительно, путешествовать по пыльным дорогам не очень приятно, хотя уже и привычно. Я-то мог очиститься сам, но вот моя рабыня — нет, и, повалявшись на земле, она сильно измазалась. Рядом стоял хиртман и с опаской смотрел на грессу, они-то уж имели дело с такими и знали, на что те способны. Гномы собирали доспехи и оружие и таскали на возы.

— Знатные трофеи, — довольно улыбаясь, проговорил наш командир.

Я посмотрел на него и, так же улыбаясь, ответил:

— Девок не обделите, я обещал их отцам, что они тоже с добычей вернутся.

— Там в обозе остались личные вещи гресс, — смеясь в густую бороду, сообщил он мне, — им хватит. А баньку затопим, гленд, — сказал он мне.

А я удивленно посмотрел на хиртмана: он признал меня равным. Я огляделся по сторонам: что, земля перевернулась? Нет, все было по-прежнему: передо мной зияла огромная яма, у ног лежала гресса, а гномы таскали брошенные трофеи.

В лагере меня встретила маленькая мегера, она держала в руках топор и с прищуром смотрела на меня. На пленницу она даже бровью не повела.

— Отдай ее мне, — заявила глазастая, имени которой я даже не знал, — я отрублю ей голову.

Вот как! Ни много ни мало — отрублю голову Ну вот дай бабе чуть надежды и немного воли, она уже и топор в руки берет. Я наложил оцепенение, отобрал топор и сказал:

— Будешь баловаться, к отцу отошлю. Это мой боевой трофей, и ты пойдешь помоешь ее в бане. Поняла, кроха? Или тут же отправишься домой, а оттуда в глубинные тропы.

Я применил самое мощное психологическое оружие против нее, предложив ей выбор: или настаивать на своем и прямиком прогуляться на местную каторгу, или подчиниться мне и продолжать радоваться жизни дальше. Веками заложенная установка покорности сработала. Девушка испугалась и затараторила:

— Я все сделаю, господин, — и прямо вырвала у меня поводок из рук.

— Да, и не вздумай снять ошейник или сварить ее в кипятке, — предупредил я. — А теперь марш в баню, замарашка.

Праздновали мы без размаха. Первый советник пришел в себя и умотал проводить ревизию обоза, девочки не пели, они в своих палатках копались в вещах гресс. Думаю, они для себя там могли найти много интересного. Мы гуляли в чисто мужском коллективе. Грендар повеселел.